Встречи на перекрестках - Евгений Примаков Страница 56

За эти годы мы прошли огромный путь в развитии наших отношений с КНР. Вехами на этом пути, несомненно, были зафиксированные впервые в истории границы с Китаем, подписанные документы об укреплении доверия в военной области в районе границы и взаимном сокращении вооруженных сил в приграничных зонах. Масштабные задачи были поставлены в торговле, экономическом, военно-техническом сотрудничестве. Наладились постоянные политические консультации на всех уровнях, взаимодействие в международных организациях.

Во всем этом с китайской стороны ключевую роль сыграл Цзян Цзэминь. Я с гордостью вспоминаю, как он назвал меня своим другом в задушевном разговоре во время приема в его честь в ноябре 1998 года.

Но первая встреча, которая позволила сблизиться с этим далеко не заурядным человеком – умным, широкомыслящим, точным в своих наблюдениях и выводах, обаятельным, веселым, прекрасно и от души поющим (во время приемов в Пекине и Москве) русские песни, которые он полюбил, находясь в юности на практике в СССР, причем знал слова многих наших популярных песен лучше, чем некоторые подпевающие русские, – произошла в бытность мою директором СВР в сентябре 1995 года.

Прибыли в Китай по приглашению руководителей разведки, которые, помимо плотных переговоров, предусмотрели и превосходную культурную программу. Мы находились в Нанкине, где должны были переночевать и провести следующий день, как вдруг ко мне подошел один из сопровождавших китайских коллег и сказал:

– Нам следует срочно возвратиться в Пекин.

– Что-нибудь случилось? – тревожно спросил я. В голову лезли мысли, не произошло ли несчастье с кем-нибудь из родных или близких.

– Нет, все в порядке, но программа вашего пребывания несколько меняется.

Увидев на моем лице недоумение – как это так, без моего участия меняется заранее согласованная по всем пунктам программа пребывания нашей делегации в КНР, – китайский коллега полушепотом сказал:

– С вами хочет встретиться наше высшее руководство.

Кто – не уточнил.

Вылетели в Пекин и тут же поехали в резиденцию Цзян Цзэ-миня. После того как я поблагодарил его за прием, сказав, что это тем более важно для нас, так как знаем, насколько он занят, Цзян сразу приступил «к делу». Сначала он накоротке поинтересовался, как развиваются наши отношения с разведывательными службами Китая. Но более всего его интересовало внутреннее положение в России. Я подробно отвечал на его вопросы, которые касались не только экономики, но и возможности развития разрушительных тенденций сепаратизма.

– У нас много общих проблем, – резюмировал Цзян Цзэ-минь, сделав особый упор на то, что внешние силы пытаются поддержать центробежные тенденции – экономические и политические – и в Китае и в России. – Для КНР, – добавил он, – угрозу представляют идеи сепаратизма в Тибете, Син-цзяне. Неравномерность экономического развития различных регионов Китая при переходе к рынку, усиленная созданием в общем необходимых «свободных экономических зон», тоже подпитывает «местный национализм».

Одной из целей сохранения общекитайских политических структур, в первую очередь партии, он видел в обеспечении территориальной целостности страны. У меня создалось при этом впечатление, что основной акцент Цзян делал не на идеологическую сторону, а на функции этих структур, сплачивающих государство.

Откровенно говорил Цзян Цзэминь и о растущей коррупции, которая затрагивает и руководящие кадры в Китае, о необходимости борьбы с ней.

Беседа, запланированная китайской стороной на 30 минут, вышла за пределы часа. Вполне естественно, что разговор пошел и о перспективах российско-китайских отношений.

– Вы знаете, это даже хорошо, что в их основе сегодня не лежат идеологические ценности, – сказал я. – Иначе наши отношения опять, как и прежде, зависели бы от идеологических споров, как правило казуистических. Мы бы все время выясняли, кто из нас больше понимает и лучше интерпретирует в нынешних условиях марксизм, кто является отступником от него и кому больше пристало быть «лидером социалистического лагеря». А ведь в зависимости от такой схоластики оказывались отношения между двумя гигантскими государствами, влияющими на судьбы всего мирового сообщества.

– Я согласен с вами, – ответил Цзян. – Китайско-российские связи следует развивать на новой основе. Это необходимо и для наших стран, и для окружающего мира. Мы должны стремиться к тому, чтобы не появлялись «центры», которые пытаются диктовать всем свои условия. Я сторонник развития наших отношений во всех областях без исключения – экономической, политической, военно-технической. Вместе с тем, – добавил Цзян Цзэминь, – нужно, отказываясь от идеологической окраски, не отказываться от традиций. А много хорошего в отношениях между нашими странами и особенно народами было и в «идеологизированный период».

Я разделял эти взгляды.

Позже многократно убеждался в том, что Цзян Цзэминь стремится к развитию китайско-российских отношений. Под его руководством политбюро ЦК КПК приняло формулу о стратегическом партнерстве наших стран, обращенном в XXI век.

Впоследствии это дало возможность выдвинуть идею «треугольника» – Россия, Китай и Индия. Никто при этом не подразумевал какого-то блока или контуров формально создаваемой коалиции. Мы отлично понимали, что к этому никто не готов, на это не пойдет Китай, да и сама «блоковая идея» несовременна. Но улучшение и развитие отношений, связывающих углы этого «треугольника», российско-китайских, российско-индийских и особенно китайско-индийских отношений, так как по этой «линии» все еще остаются многие нерешенные проблемы, возможность определенной координации политики «трех гигантов» – разве это не в интересах мира и стабильности, разве это, как уже в ряде случаев показывает опыт, не служит противовесом деструктивным гегемонистским тенденциям на мировой арене?

Если мои встречи с Цзян Цзэминем внесли хоть какую-то, самую малую лепту в развитие связей между Россией и Китаем, то это еще раз свидетельствует и о разносторонней роли СВР, работа в которой позволила мне познакомиться с этим государственным деятелем.