Власть в тротиловом эквиваленте. Наследие царя Бориса - Михаил Полторанин Страница 56

По Белому дому распространяли длинные (и разные) расстрельные списки, в которых не было разве что банщиков из Сандунов. Тут же, взвинчивая людей, бродили жуткие слухи: вот-вот на крышу сядут вертолеты с десантниками, вот-вот начнется газовая атака. На первом этаже навалили кучи противогазов. Я приглядел новенький белый, четвертого размера, сунул его в портфель и занес президенту. Сели за маленький столик, нам принесли по чашке кофе и по рюмке коньяка. Я стал вытаскивать противогаз.

— Что это? — заинтересовался Ельцин.

— Нас будут травить газом, — сказал я. — Вот принес вам для защиты.

— Он взял противогаз и брезгливо швырнул его подальше, к стене. Пробурчал:

— И вы туда же.

В Белом доме меня усадили за подготовку проектов указов президента по СМИ — сочинил целый пакет: что-то переподчинить или заново учредить, кого-то освободить, а кого-то назначить. Правда, Сергей Шахрай кромсал их безжалостной рукой юриста от Бога. С министерской печатью в кармане успел съездить в редакцию Егора Яковлева (никто меня не тормозил, не задерживал), чтобы обсудить с журналистами условия создания «Общей газеты» и тут же ее зарегистрировать на основании закона о печати. Потом свободно мотался по типографиям — искал, где безопаснее печатать новое издание. Скандалил по телефону со сверхретивыми региональными баронами от власти, прикрывшими независимые газеты.

А вечером 20 августа все стали бегать по коридорам, причитая: «Ночью будет штурм!». На улице шел проливной дождь, люди стоически держались на баррикадах — мужчины, женщины, подростки. Премьер Иван Силаев сам втихомолку покинул здание правительства и распустил по домам весь свой аппарат. Шестой этаж погрузился в зловещую тишину. А новость о предстоящем штурме пошла гулять по Москве.

В штабе гэкачепистов у нас были влиятельные и надежные информаторы. Они сообщали: Игра выходит из-под контроля Михаила Сергеевича. Некоторые путчисты, особенно с погонами на плечах, вошли в раж, и у них зазуделось желание по-настоящему разобраться с дерьмократами, замочить их всех разом. Они требуют от Янаева «добро» на атаку Белого дома. Захворавшей медвежьей болезнью Янаев переводит стрелки на председателя КГБ СССР Крючкова. Тот, якобы, в раздумье.

Я спустился в кабинет Госсекретаря РСФСР Геннадия Бурбулиса. Он только что вернулся от Ельцина и по его поручению стал звонить Крючкову. Подмигнув, перевел аппарат на громкую связь. Никогда я не видел таким Генку-философа. Он крыл матом тогдашнего начальника Владимира Путина и обещал, что если Крючков решится на штурм, то Бурбулис самолично натянет его уши на его же поганую жопу.

Крючков, не заводясь, отбрехивался устало и заверял, что все это провокационные слухи, никакого штурма не будет. И я подумал, что если бы он начался, Бурбулис не смог бы выполнить свое обещание. Скорее, наши с ним уши пришлось бы искать по углам этажа. Голос председателя КГБ выдавал в нем сломленного человека. Решимостью якобинца там даже не пахло.

Те, кто активнее всех толкал людей к сопротивлению, потянулись со своими манатками в подвалы Белого дома! Туда охрана утащила и Ельцина — перед лицом возможной реальной опасности он из глыбы Вождя Сопротивления мгновенно сдулся до Размерчиков ручной клади ФСО. Как вспоминал Коржаков, там их ждал накрытый стол, там же были Юрий Лужков с женой Еленой, Гавриил Попов и еще некоторые вдохновители сопротивления. Ели бутерброды, «запивая их… водкой с коньяком». Очень долго ждали сверху вестей о победе, почти до утра. Гавриила Попова, по словам Коржакова, пришлось выносить под белые ручки двум здоровенным охранникам, о других участниках застолья он умолчал.

Это метода всех интендантов от политики: взбудоражить народ, заставить его лезть под пули, мокнуть под проливным дождем и мерзнуть на баррикадах, а самим в это время сидеть в теплом укрытии, «запивая бутерброды водкой с коньяком». А выстоял народ, победил, и они выползают из убежищ, как стая жадных клопов из щелей — отталкивают локтями победителей в сторону и начинают распоряжаться их собственностью, а часто и жизнью.

В распахнутом настежь кабинете премьера Силаева надрывались телефоны. Я зашел, включил свет — видны были следы поспешного ухода хозяина этого рабочего места. Снял трубку одного телефона — звонили с завода «ЗИЛ».

— Что у вас происходит? — раздался сердитый голос. — Никто не может дозвониться до руководства.

— Идет совещание, — использовал я ложь во имя спасения авторитета российской власти. — Меня вот определили за координатора.

Где им дозвониться?! По руководящим кабинетам гулял ветер (кабинет Ельцина Коржаков предусмотрительно запер на ключ), только у Бурбулиса толкались люди — журналисты, депутаты. Они даже просили у него шахматную доску, чтобы сгонять партию — две назло гэкачепистам. Но Бурбулис, не очень-то поверивший Крючкову, приглушил в кабинете свет и предложил им спускаться вниз, на цокольный этаж — желающим там раздавали пистолеты. Только представить, как люди с пукалками выходят против мощных стволов и бронежилетов «Альфы»!

На «ЗИЛе», оказывается, собрали большую группу рабочих — готовы двумя автобусами отправить ее на баррикады хоть сейчас. Какая будет команда из Белого дома? А что должен был ответить член правительства, не обронивший в панике совесть! Если бы штурм состоялся, эти люди могли погибнуть в ночной бойне, а если без штурма — зачем им зря мерзнуть под дождем? И я сказал, что отряды рабочих здесь до утра не нужны, а утром ситуация покажет.

Звонили с завода «Серп и молот» — тот же вопрос и тот же ответ. Интересовались обстановкой шахтеры из Подмосковья, ельцинский Свердловск не давал покоя: где все, чем надо помочь?

Так я сидел с перерывами, как диспетчер, до момента, когда рассвело, и за окнами силаевского кабинета экономные американцы потушили свет на постройках своего посольства. Телефоны стихли, штурм не состоялся. История с ГКЧП — закончилась.

А ближе к завтраку позвонил домой и услышал: не зная, чем помочь отцу в опасной ситуации (по Москве тоже шли слухи о штурме), оба моих сына — Максим и Константин отправились поздно вечером к Белому дому и провели ночь на баррикадах. Моя жена не сумела их остановить. И не сомкнула глаз. А я-то думал, что вся моя семья спит без задних ног и не беспокоился за нее.

Позднее Руслан Хасбулатов походя бросал в мой огород обвинения, будто я травил Ивана Степановича Силаева за его дезертирский поступок. Не было этого. Даже наоборот. Когда 21 августа в кабинете Ельцина обсуждали, кого вместе с Руцким послать в Форос за Горбачевым, Борис Николаевич многозначительно посмотрел на меня. И ждал согласного кивка моей головы. Но что-то противилось во мне этой поездке — или психологическая усталость, или обычная лень.

— Горбачев с Силаевым одной крови, — сказал я вместо ответа и предложил, — Пусть наш премьер поедет и этим немного отмажется.

— Да, одной, — нейтрально подтвердил президент. — Поедет Иван Степанович.

Сразу же после путча Горбачев назначил Силаева руководителем комитета по оперативному управлению народным хозяйством СССР (одновременно он остался председателем Совмина РСФСР). В качестве заместителей Михаил Сергеевич подпер его тоже своими людьми — Аркадием Вольским и Юрием Лужковым. И тут, как говорится, Остапа понесло. Собственность упраздненных после августовских событий ведомств и министерств стали распихивать по коммерческим структурам. Я, например, еле успел спасти от растащиловки имущество министерства печати СССР.