Муссон. Индийский океан и будущее американской политики - Роберт Д. Каплан Страница 49

Эта объединяющая сила не всемогуща. Индия занимает бо́льшую часть исполинского полуострова и потому обладает несомненной географической логикой – чего не скажешь о Бангладеш. Но, сколь бы ни была мала Бангладеш по сравнению с Индией, сама по себе она обширна. «Кто бы ни стоял у власти в Дакке – демократы или военные, – до нас, обитателей Читтагонга, им дела нет, – пожаловался Эмдадул Ислам, адвокат, давая волю чувствам, обычным для этого юго-восточного портового города. – А здесь даже говорят на собственном читтагонгском наречии, смеси португальского, арабского, араканского, бирманского, бенгальского и других языков. Исторически, – продолжил он, – Читтагонг не менее связан с Индией и Бирмой, чем с самой Бангладеш. Кто знает, что будет, когда Бирма станет открытой страной, возникнут новые шоссе и железные дороги, ведущие в Индию и Юго-Западный Китай? Дайте мне основные людские права, наделите меня достоинством – и я полюблю свою землю. А если нет… Поживем – увидим».

Он не призывал к отпадению от Бангладеш, он только намекал на то, что этот искусственно огороженный клочок полуострова Индостан – последовательно именовавшийся Бенгалией, Восточной Бенгалией, Восточным Пакистаном и Бангладеш – может претерпеть новые метаморфозы в бурях, порождаемых региональной политикой, религиозным экстремизмом и самой природой. Достаточно перечислить царства, в разное время владевшие Читтагонгом: Саматата, Харикела, Трипура, Аракан и т. д. Исторически, в течение столетий, Читтагонг и Юго-Восточная Бангладеш были ничуть не менее крепко связаны с Бирмой, чем с Индией.

Адвокат говорил о грядущем новом мини-государстве, включающем в себя Читтагонг и высокогорные области между Бирмой и Великой Индией; причем земли, окружающие города Кхулну и Барисал на юго-западе Бангладеш, сольются с Калькуттой в Индии. Он упомянул тысячи жителей Читтагонга, работающих в близлежащих штатах, как составную часть многообразной мини-диаспоры. Он отнюдь не был подстрекателем, разжигателем страстей; человек всего-навсего размышлял вслух поздней ночью, пока за окном стучал по мостовой ливень. Человек размышлял о вещах, о которых заставляла невольно задумываться сама привычная, хроническая неустойчивость государства, где он жил.

Он потчевал меня рассказом таким же долгим, какими долгими бывают речи, произносимые адвокатом на судебном заседании. Оказалось, что образ Читтагонга определяется Бенгальским заливом и более обширным миром остальных индоокеанских побережий гораздо больше, чем Бенгалией-Бангладеш. В начале XV столетия и несколько раз на протяжении XVI Читтагонг на краткое время делался частью независимого Бенгальского султаната. Но бо́льшую часть времени с XV и до конца XVII в. «город и его окрестности состояли под властью повелителей Аракана» – преимущественно буддийского царства, более тесно связанного с Бирмой, чем с Бенгалией. Для мусульманских паломников, направлявшихся в Мекку и возвращавшихся из нее, Читтагонг сделался главным портом Южной и Юго-Восточной Азии. Также стал он опорным пунктом для португальских ренегатов, пускавшихся на торговые и коммерческие авантюры там, куда не могла дотянуться рука лузитанского короля, владевшего портом Гоа на Малабарском берегу Индии [5]. «Вот Читтагонг, – пишет Камоэнс, – в дворцах его таятся / Сокровищ груды редких и бесценных» [6].

В Средние века из-за Индийского океана однажды прибыли туда 12 суфийских святых – авлий (покровителей), – проповедовавших ислам и помогавших городу. Предводительствовал ими Пир Бадр-Шах. Согласно легенде, он приплыл из Аравии на обломке скалы, чтобы изгнать из города злых духов. Олицетворение всех арабских купцов, которые путешествовали по Индийскому океану между Аравией и Юго-Восточной Азией, привозя пряности, хлопковые ткани, драгоценные камни и минералы, Пир Бадр-Шах был обладателем глиняной лампы, изливавшей свет «на все вокруг, и вблизи, и вдали», расточавшей силы тьмы и помогавшей мореходам [7]. Возможно, это образное описание путеводного пламени, зажженного Бадр-Шахом на вершине прибрежного холма и указывавшего корабельщикам дорогу в гавань. Как бы там ни было, имя Бадр-Шаха доныне священно для моряков на всех восточных берегах Бенгальского залива – и даже на юге, в Малайзии.

Сегодня и глиняный светильник, и скальный обломок хранятся под стеклом, в заржавевшем ящике, близ окутанного покрывалами саркофага с мощами святого, осиянные флюоресцентными лампами, окруженные бронзовой решеткой. Содержатся они в старинной Читтагонгской крепости, под заплесневевшим каменным сводом. Вокруг расстелены ковры фабричной выделки, простые циновки; уложены зеленые кафельные плитки – из тех, что можно увидеть в любой кухне или ванной комнате. Иными словами, этой гробнице не присуще ничего особо впечатляющего с художественной точки зрения; и все же перед закатом ее переполняют верующие. Обнаженные до пояса мужчины в перепачканных лонджи, мокрые от пота и дождевой воды, пляшут вокруг саркофага. Женщины, закутанные в сари, лежат на каменном полу, негромко и терпеливо взывая к святому. Повсюду видны цветы и свечи. Кажется, будто вы очутились в индусском храме. Пир Бадр-Шаха равно чтят индусы и мусульмане. Сама личность его наводит на мысли об индусских богах. Буддисты и китайцы поклоняются ему как низшему божеству. Столь же трогательная неразбериха творится в Читтагонге и у гробниц, где покоятся остальные суфийские святые. Читтагонг – окно в мир гораздо более широкий и космополитический, чем Бангладеш.

Однако архитектурные примеры тому немногочисленны. Сырой и заплесневелый Читтагонг являет нашему взору погонные километры грубо намалеванных вывесок, проржавевших насквозь. Кроме горстки мечетей, ни одно здание не обладает исторически определенным стилем. Говорить следует не об архитектуре, а о скороспелых безликих сооружениях, возникших ради сиюминутной потребности в них. Безусловно, люди, возводящие подобное, просто не могут позволить себе роскоши оставлять потомкам какое-либо наследие, создавать нечто долговечное; а уж нечто прекрасное – и подавно. Деревенские выходцы, обитающие в непрочных, неудобных и уродливых постройках, помнят лачуги, в которых жили прежде, и думают, будто уже сделали огромный шаг вперед. Подобно гробнице Бадр-Шаха, Читтагонг – место некрасивое, однако оживленное. Здешняя история и фольклор творились на огромных земных пространствах; но город настолько лишен собственного лица, что не ждешь от него ничего особого.

Я стоял на крыше и смотрел по сторонам. Читтагонг словно испачкали дегтем и угольной пылью; павший туман скрывал из виду живописную горную панораму, тянувшуюся неподалеку, – те самые «горы, что, казалось, касаются небес»: так написал о них португальский путешественник XVII в. Со мной был Танбир уль-Ислам Сиддики, основатель НПО, именуемого «Творцы перемен». Главная цель этой НПО – напоминать бенгальцам: у вас есть конституция! Конституция в Бангладеш и в самом деле отличная, однако ее столько лет подряд и столь часто нарушали как военные, так и гражданские власти, что само наличие конституции стало своего рода укором для правительства. И конституцию начали считать чем-то вроде государственной тайны. Рядовому гражданину нелегко раздобыть ее текст. Поэтому «Творцы перемен» усердно распространяют среди бенгальцев собственные оттиски конституции. Танбир не обманывается, он понимает, чем это чревато.