Збиг. Стратегия и политика Збигнева Бжезинского - Чарльз Гати Страница 46

Совет по международным отношениям, беседа с бывшим президентом Джимми Картером, 1981 год

(Недружелюбно настроенный корреспондент): Мистер президент, почему вы всегда отдавали предпочтение доктору Бжезинскому перед государственным секретарём Вэнсом?

(Президент Картер): Потому что за вечер Бжезинский отсылал мне с десяток идей, а от Госдепартамента я получал хорошо если одну идею в месяц.

В этой цитате главный смысл того переломного момента в истории – или, возможно, в комическом представлении, – который представляла собой борьба между Советом национальной безопасности (СНБ) во главе с Бжезинским и Государственным департаментом, возглавляемым Сайрусом Вэнсом – борьба, возможно, не оконченная до сих пор. Я не беспристрастный наблюдатель. Я был свидетелем того, как Збиг работал во время нашей неудачной кампании Хьюберта Х. Хамфри в 1968 году, а также в качестве его подопечного занимался делами Западной Европы и Ближнего Востока в администрации Картера на протяжении всего его срока, кроме двух часов двадцати минут. Верно и то, что я позже работал с Саем Вэнсом, которым также восхищался.

Приведённое выше высказывание Картера во многом объясняет мою пристрастность: Збиг прежде всего ценил в человеке талант, какую бы должность тот ни занимал, в правительстве или вне правительства, не терпел невежества и дураков и стремился окружать себя талантами. Поэтому, можно сказать, наш состав СНБ был самым разношёрстным за всю его историю. Со временем Бжезинский сформировал целую сеть связей из тех, кто мог бы прийти на помощь ему, как помощнику и правой руке президента. По сравнению с той командой все последующие составы СНБ кажутся довольно тусклыми. И в самом деле, сравнить её можно было разве что с командой Киссинджера – такой же малочисленной, состоявшей из профессионалов, настроенных на рабочий лад и нацеленных на долгосрочные стратегические решения. Это были первоклассные представители аппарата Белого дома по национальной безопасности в эпоху расцвета Америки как сверхдержавы.

Важно и то, что Бжезинский уважал взгляды других людей, часто вынужденных отстаивать свое мнение под градом его острых, часто резких замечаний и вопросов. Настоящей демонстрацией его беспристрастного подхода к различным проблемам были дебаты членов Совета, в которых приходилось отчаянно бороться буквально по каждому пункту, а после выходить из кабинета, в отчаянии качая головой. Затем дня через два Збиг обычно повторял слово в слово «прошедший проверку на прочность» анализ своих коллег президенту, сенатору или иностранному дипломату, что для нас было величайшим комплиментом! Со временем его доверие к нам настолько возросло, что он отправлял наши заметки непосредственно президенту, почти не редактируя их, – тому самому президенту, который читал каждое предложение, каждое слово в предоставляемых ему записях (и не терпевшему пунктуационных или логических ошибок).

Каждый вечер мы должны были отсылать Збигу отчёт в письменном виде (электронной почты тогда не было) о том, что сделали за день, вместе с предложениями, которые он мог бы представить президенту. Мы должны были во всех подробностях описывать наши разговоры с представителями других стран и журналистами, но он никогда не запрещал нам разговаривать с кем-либо или затрагивать какие-либо темы. Мы пользовались его доверием, а он рассматривал все наши предложения и тем самым расширял свои собственные взгляды, и это было очередным шагом по построению взаимного доверия в команде. Также он время от времени брал нас с собой на небольшие встречи с президентом – не на официальные совещания в Зале Кабинета, а более личные – и иногда даже оставлял нас с президентом наедине.

Все знают – или думают, что знают, – о титанической борьбе Збига с Госдепартаментом по поводу политики в отношении СССР. Согласно распространённому мнению, поддерживаемому чиновниками среднего звена из других министерств (но никогда самим Вэнсом), это было своего рода противостояние ангелов с Люцифером. Я однажды даже предложил, что было бы неплохо, если бы Збиг и Сай поменялись текстами своих докладов по советской политике, чтобы проверить, вызовут ли слова Сая (из уст Бжезинского) такую же критику со стороны сторонников Государственного департамента и настроенных положительно к нему средств массовой информации. Конечно, надеяться на такую бюрократическую игру в реальности было бы напрасно, но это был интересный мысленный эксперимент.

Один из типичных эпизодов этой борьбы касался несравненного Роберта Страусса, эмиссара президента на арабо-израильских переговорах. Збиг составил инструкции для Страусса, отнёс к президенту на подпись и поручил мне передать их Страуссу непосредственно перед отправкой самолёта на Ближний Восток. Страусс пришёл в ярость от мысли, что кто-то смеет давать ему «инструкции», и чётко выразил своё недовольство, как мог только он сам. Перед следующим нашим визитом в регион Збиг вызвал меня в свой кабинет и передал запечатанный конверт со всеми возможными секретными штемпелями и печатями, известными правительству США или любой другой страны. «Передайте это Страуссу, только когда уже будете в воздухе», – сказал он, и я поступил так, как было сказано. Страусс побагровел и удалился в отдельную кабину, чтобы вскрыть конверт. «Дорогой Боб, – было написано в послании. – Приятной поездки!»

Бжезинский также отличался озорным и иногда даже немного злым чувством юмора; некоторые считали, что он порой переходит границы. Достаточно вспомнить его фразу «Прощай, ООП!» (которая до сих пор наживает ему недругов из числа сторонников Израиля); его выстрелы из автомата Калашникова в Пакистане по направлению оккупированного Советским Союзом Афганистана; или его жёсткую критику одного своего подчинённого за предполагаемый недостаток усердия в отношении индийского субконтинента – в качестве наказания он сделал этого человека ещё и ответственным за Южный конус Латинской Америки. Мой коллега тогда ещё шутил: «Ах, теперь я отвечаю за все направленные вниз треугольники». Или его странный вопрос, заданный польскому премьер-министру в Варшаве: «Если бы вам предстояло воевать сразу с Россией и Германией, с кем бы вы сразились в первую очередь? Конечно же с Германией, ведь сначала дело, а потом удовольствие». Когда Картер с нашей небольшой командой встречался с немецким канцлером Гельмутом Шмидтом в лондонской резиденции американского посла, Збиг приглушённым голосом спросил президента: «Вы заметили, что Шмидт носит ботинки на высоких каблуках?» «Я заметил», – сухо ответил Картер. Позже в тот же день Маргарет Тэтчер, недавно назначенная лидером британской Консервативной партии, позвонила и сказала: «Ах, доктор Бжезинский, я провела этот вечер за чтением всех ваших книг». Збиг был доволен.