Политология революции - Борис Кагарлицкий Страница 46

«Партийная бюрократия представляет собой наиболее опасную косную и консервативную силу; если она превратится в сплоченную, солидарную группу, которая существует сама по себе и чувствует себя независимой от партийной массы, то сама партия в конце концов станет анахронизмом и в периоды острого кризиса потеряет свое социальное содержание и уподобится пустой оболочке». [170]Так писал Антонио Грамши в «Тюремных тетрадях». Кризис левого движения в 90-е годы века вполне подтвердил справедливость этого тезиса. Крупные партии, обладавшие мощной бюрократической и электоральной машиной, отнюдь не утратили своего места в политике — во всяком случае, на протяжении длительного времени они продолжали получать места в парламентах, а иногда и портфели в правительствах. Однако свою социальную миссию и идеологическое содержание они давно потеряли, превратившись в бессмысленные механизмы, работающие по инерции (или, еще хуже, выполняющие социальный заказ того самого буржуазного класса, для борьбы с которым некогда были созданы). Несостоятельность большинства традиционных партийных организаций парадоксальным образом стала очевидна именно в тот момент, когда в первой половине 2000-х годов левое движение начало выходить из кризиса.

Западные левые и крушение СССР

Поверхностному наблюдателю политическая история левых сил в 1980-е и первую половину 1990-х может показаться непрерывной цепочкой поражений. Крушение Берлинской стены сопровождалось исчезновением мирового коммунистического движения. Более или менее традиционная компартия сохранилась в-Центральной и Восточной Европе лишь в Чехии, где в конце 1990-х существовал также и Левый блок, созданный сторонниками более радикального обновления партии, а также возрожденная социал-демократия. В остальных случаях коммунистические организации стремительно преобразовались, Чаще всего новые/старые партии объявляли себя социал-демократическими, сохранив, впрочем, прежние кадры и авторитарный внутренний порядок. Подобные процессы наблюдались не только на Востоке Европы. Политическую трансформацию пережила и итальянская компартия — крупнейшая на Западе. Провозгласив необходимость «обновления», руководство уверенной рукой повело организацию вправо, не считаясь с настроениями собственных членов и сторонников.

Западные парламентские партии, называвшие себя с конца 1970-х годов «еврокоммунистическими», на протяжении длительного времени критиковали СССР. Они постоянно подчеркивали, что опираются на другую традицию, имеют собственные теоретические и программные установки, делающие их независимыми от Советского Союза. И хотя события 1989–1991 годов не могли не сказаться на их авторитете, было бы наивно полагать, будто крах СССР нанес им непоправимый удар. Эволюция вправо итальянской компартии была вполне логична, и началась задолго до распада советской системы. Скорее можно говорить о том, что после ликвидации Советского Союза партийное руководство воспользовалось случаем, чтобы еще более резко повернуть руль вправо и завершить давно задуманный и начатый политический маневр.

Парадоксальным образом именно процесс «реформирования» показал, до какой степени в итальянском коммунистическом движении, гордившемся своими «европейскими демократическими корнями», сохранилась сталинистская традиция бюрократического контроля над массами. Партия преобразовалась в «Демократическую левую». Как только смена названия состоялась, партия вошла в Социалистический Интернационал. Это стало большим облегчением для международной социал-демократии, поскольку Итальянская социалистическая партия в те же годы распалась под воздействием коррупционных скандалов и межфракционных склок. [171]Бывшие компартии видели в социал-демократизации спасительное решение, позволяющее сохранить свои позиции в меняющемся обществе. Тем временем сама социал-демократия переживала глубокий кризис, все более смещаясь вправо.

Если первой причиной кризиса левых сил в 1990-е годы принято считать деморализацию, связанную с крушением коммунистической идеологии, то второй причиной, как правило, объявляют глобализацию. По общему мнению, глобализация лишила национальное государство традиционных инструментов воздействия на экономику, ибо мировой рынок стал глобально интегрирован, а вместе с тем капитал приобрел невиданную ранее мобильность, делающую любое регулирование неэффективным. Отныне все должны участвовать в глобальном соревновании, а для солидарности и перераспределения просто не остается места в изменившемся мире.

Западные социал-демократические партии и «еврокоммунисты» возлагали существенные надежды на перестройку в Советском Союзе, а также на процесс перемен в Восточной Европе, рассчитывая, что реформы изменят страны бывшего коммунистического блока в социал-демократическом или демократическо-социалистическом духе. Эти надежды, как известно, не оправдались. Вместо социал-демократических идей в посткоммунистических обществах восторжествовал неолиберализм, причем, как правило, в наиболее жестких формах.

Левая альтернатива в рамках реформистского движения на Востоке действительно существовала, но почти нигде не могла опереться на общественные силы достаточно организованные и влиятельные, чтобы изменить направленность процесса перемен. Мрачные результаты советской перестройки предопределили и неизбежную череду катастроф для национально-освободительных движений в развивающихся странах. Оставленные без поддержки СССР, «прогрессивные» режимы один за другим меняли политическую ориентацию, переходя под покровительство США и приглашая экспертов Международного валютного фонда. Впрочем, и здесь перемены произошли не в один день. Стремительной переориентации бывших «прогрессистов» предшествовал длительный период формирования авторитарно-бюрократической элиты, заинтересованной не в развитии страны, а в поддержании своих привилегий.