1953 год. Смертельные игры - Елена Прудникова Страница 45

«Охотиться за государственным добром Абакумов начал еще с конца войны, когда по его указанию... вывезли из Германии и Румынии значительное количество имущества и ценностей, подлежащих сдаче в доход государства. Это скрытое от государства имущество в 1945 году по распоряжению Абакумова было помещено в специально организованных мною потайных хранилищах... Все доставленное в эти тайники имущество Абакумов осматривал лично сам, отбирал себе лучшее...»

Естественно, почуяв угрозу ареста, Абакумов «приказал уничтожить» эти склады. Так что и тут доказательств нет. Предусмотрителен был, ничего не скажешь. Вот только почему-то забыл сделать хотя бы маленькую заначку, чтобы обеспечить жену с новорожденным сыном - когда после его расстрела их выбросили из тюрьмы, они в прямом смысле бедствовали.

Остальные показания, посылаемые Сталину, выдержаны примерно в том же духе - финансовые злоупотребления, невыполнение указаний правительства, создание нездоровой обстановки в МГБ. И ни слова ни о каком Этингере. Есть лишь упоминание о деле «еврейской молодежной организации», но там какая-то совершенная мелочь и хренотень. Вроде того, что Абакумов приказывал следователям не оскорблять арестованных и исключить показания о «террористических замыслах». Не оскорблять - это преступление, да? А каковы были «террористические замыслы», мы уже знаем.

Так что, как видим, Сталину представлялись именно те обвинения, которые позволяли надеяться, что вождь будет давать добро на продолжение следствия, однако не захочет видеть Абакумова лично. Финансовые злоупотребления вызывали у него особую брезгливость. Именно таким путем от Сталина убрали Власика - обвинив его ровно в том же самом, а именно в денежных махинациях. Сколько в этих обвинениях правды, сейчас уже не выяснить, да и ни к чему, говорим мы совсем о других вещах.

И все же: сколько в тех обвинениях было правды?

Существуют некоторые нюансы тогдашней жизни, которые нынче забыты. Совершенно случайно я натолкнулась на один весьма забавный протокол. Это допрос бывшего начальника отдела правительственной «ВЧ» связи МВД М. А. Андреева, датируемый

ноября 1947 года.

Док. 7.7. «.. .Считаю необходимым заявить, что мой арест является ошибочным, поскольку никаких преступлений я не совершал. Правда, я не стану скрывать, что... допускал отдельные проступки, позорящие меня как руководящего работника НКВД, но эти деяния я не считал уголовно наказуемыми.

Вопрос. О каких проступках идет речь?

Ответ: ...Я виновен... в том, что... занимался расхищением трофейного имущества».

Ну и как вам такое? Генерал-майор НКВД, отлично знакомый с Уголовным кодексом, заявляет, что расхищение трофейного имущества преступлением не считал.

Здесь, говоря умными словами, имеет место конфликт закона и обычая. То, что делается повсеместно, вроде бы не является преступлением. Если бы стали арестовывать всех, кто занимался присвоением трофеев, нецелевым расходованием средств и тому подобными вещами, в СССР, боюсь, не осталось бы ни армии, ни МВД, ни экономики. Поэтому арестовывали за злоупотребления лишь тех, кто воровал эшелонами, а кто вагонами - тех уже выборочно (кстати, и с Андреевым разбирались не по мародерству, а по шпионажу). Но при необходимости посадить человека в тюрьму эти «бытовые преступления», совершаемые практически всеми и тем не менее преследуемые по закону, являлись вполне достаточным поводом. «Принцип Ходорковского» образца 40-х годов...

По всей видимости, именно эти обвинения содержались и в подлинном письме Рюмина. Затем последовал разбор письма - но не «комиссией», а в сталинском кабинете, в присутствии других членов Политбюро, где Рюмин должен был подтвердить свои обвинения, глядя в глаза тому, кого обвинял. Он подтвердил. Абакумова отстранили от работы, назначили проверку. А вот что нашла проверка - это уже совсем другая история, ибо проводил ее Игнатьев, как представитель ЦК в МГБ, и какие-то люди из «органов» - надо полагать, те самые, которые выбрали Рюмина для его «спецмиссии». Неудивительно, что они отыскали достаточно оснований для ареста и что в обвинении появилась статья 58-1 - «измена Родине». Ну, а дальнейшее было, как казалось тогда, делом техники...

Берия явно знал цену «абакумовскому делу». Когда после прихода в МВД ему принесли эти материалы, он презрительно фыркнул: «Ну, посмотрим, что на него есть, кроме квартиры и барахла».

Какой ответ на этот вопрос дало бериевское следствие, мы едва ли узнаем (известно лишь, что те, кто вел проверку, называли следственные материалы «навозом»). Переворот 26 июня Абакумов встретил в тюрьме. Новый министр успел освободить тех чекистов, которых арестовали в 1952 году, во «втором потоке». Там было просто: грубо фальсифицированные дела, запрещенные методы допроса. С основными фигурами «дела Абакумова» все обстояло сложнее. В первую очередь из-за большого объема материалов - следователям предстояло изучить множество томов, в том числе и с трудом поддающиеся проверке «финансовые» обвинения при уничтоженных исходных документах. Да и сфальсифицированы они были куда тщательнее - в конце концов, топили-то Абакумова, а не Маклярского с Шейниным, этих взяли для массовки. А возможно, Абакумов был и вправду в чем-то виновен. Впрочем, могла быть и третья причина - Берия не хотел раньше времени спугнуть заговорщиков...

Чем бы закончилось «дело Абакумова», если бы не случилось в нашей истории 26 июня? Скорее всего, ничем. Квартира его была не личной, а государственной. Шестнадцать комнат, конечно, многовато - но учитывая, что там же должны были находиться охрана, порученцы, пункт правительственной связи, обслуга... Особняк Берии, который ему дали в 1938 году, когда он занимал тот же самый пост, едва ли меньше.

Что касается «барахла» - то протоколы обыска квартиры министра, конечно, впечатляют, но...

Во-первых, Абакумов получал 25 тысяч рублей в месяц, ничего не откладывал, тратил все сразу и, при желании, мог много чего купить. Сложнее с «ассортиментом». Юрий Мухин предположил, что министр попросту «поплыл» на почве стяжательства, и можно понять: список вещей, найденных у него на квартире, с житейской точки зрения на редкость нелепый. Желание человека, не стесненного материально, иметь несколько штук часов понятно. Но зачем нужны одной семье двадцать два фарфоровых сервиза? Их даже по шкафам не расставишь - едва ли Абакумов задавался целью сделать из своего дома музей посуды. Спорю, что они стояли в кладовке в запакованном виде. Вкладывать деньги? В громоздкий и хрупкий фарфор? Ладно, допустим, бывают и такие эксцессы... Но зачем ему десятки пар запонок или «множество фотоаппаратов»? А чемодан подтяжек?!!

Именно чемодан меня особенно заинтриговал. Кто видел фото «главного волкодава» страны, поймет. Зачем вообще с такой фигурой подтяжки?

Предполагаемый ответ до смешного прост. В качестве корреспондента профсоюзной газеты мне постоянно приходилось сталкиваться с «неформальной стороной» жизни трудовых коллективов. Награждения к празднику, юбилеи, свадьбы, дни рождения... по всем эти поводам принято дарить подарки. Сейчас все просто: выписали деньги и отправили секретаршу в магазин. Да и то получается по-разному: узнав, что у меня день рождения, председатель дружественной профорганизации тут же открыл шкаф в своем кабинете и достал оттуда соответствующий случаю графин. А как выходили из положения во времена тотального послевоенного дефицита, когда, даже имея деньги, ничего нельзя было купить? Создавали неучтенные запасы в не подлежащих ревизии местах, как еще-то? Из каких источников? Да из трофеев, конечно...