Преступный режим. "Либеральная тирания" Ельцина - Руслан Хасбулатов Страница 45

Новые идолопоклонники. История общества пока­зывает одно парадоксальное явление — наименее исследо­ванными вопросами остаются те из них, которые касаются современности или недавнего прошлого. Например, самым тщательным образом изучены и «переучены» события Фев­ральской и Октябрьской революций 1917 года, активные и пассивные действия их лидеров и т.д. И в то же время на наших глазах осуществляется грандиозный процесс мис­тификации событий августа 1991 года и сентября — ок­тября 1993 года, при живых свидетелях сделана серьезная попытка возвеличения ничтожных личностей и, наоборот, «вычеркнуть» из нее тех, благодаря которым ныне сущест­вует и развивается Российская Федерация. В России все почему-то происходит не так, как в других странах — здесь даже ложь приобретает какие-то чудовищные формы. И чем она очевиднее, тем с большим ожесточением она становится признаком веры.

Возможно, этому есть свое объяснение — на Руси тра­диционно огромное значение имели идолы — любой, даже мелкий носитель власти рассматривался как чуть ли не сакральная сила, а бояре и цари — обожествлялись. Боль­шевики использовали силу этих вековых традиций для сво­его утверждения кровью и насилием. Власть в буквальном смысле превращалась в живых идолов, а подданные идоло­поклонников, когда их порой самые примитивные суждения пропаганда превращала в «теории» и «идеологии», обосно­вывающие вечность власти идолов и покорность идолопо­клонников.

Что удивительно — основа конструкций этих «теорий» и «идеологий» мало изменилась после августа 1991 года. Вос­питанные на теориях идолопоклонничества, ранние демо­краты немедленно «забыли» поверхностно-заимствованные концепции Запада, буквально прошелестевшие в их головах, и в полном объеме перенесли традиционные большевист­ские верования о «вождях» на нового идола — примитивно­го и тщеславного кремлевского правителя. В частности, вся демократическая печать — СМИ и TV стали преподносить его чуть ли не как божественного мессию, единственным предназначением которого является «спасение народа». Он стал в буквальном смысле идолом для быстро растущей уго­ловно-криминальной буржуазии, которой самим Кремлем были преподнесены реальные уроки того, насколько ельцинисты ненавидят общий для всех универсальный Закон и Порядок, предпочитая узконаправленные, целевые мето­ды защиты определенных социальных групп — союзников Кремля в борьбе с парламентом. Ельцин стал подлинным вождем новой бюрократии и нового класса крупной бур­жуазии, появившейся в результате откровенно незаконной «раздачи» частей государственного сектора экономики че­рез «ваучерную приватизацию» — этот откровенно крими­нальный феномен денационализации — явление, никогда и нигде в мире не имевшее своего места.

Профессор Гарвардского университета, один из советни­ков российского правительства, Б. Джелич, в своей статье в газете «Либерасьон» пишет следующее: «Россия сейчас переживает «революцию приватизации», сопоставимую по масштабам с Октябрьской революцией...» (26 июля 1993 г.).

Но все дело в том, что эта «приватизационная револю­ция» осуществлялась или вообще вне рамок Закона, или с его грубым нарушением. Я неоднократно предупреждал членов правительства, что такая их деятельность может в будущем (при другом правительстве и другом парламенте) повлечь за собой пересмотр результатов приватизации, если они не будут в должной мере соблюдать хотя бы действую­щее законодательство в этой области. С учетом имеющего­ся опыта 1992—1993 годов, Верховный Совет планировал в октябре — ноябре 1993 года рассмотреть весь комплекс работ, связанных с приватизацией, существенно изменить и дополнить законодательную базу в этой области — одновре­менно стимулируя создание рыночной инфраструктуры.

...Процессы криминализации экономики и самой адми­нистративной деятельности должностных лиц, проникно­вение коррупции на самый высокий уровень «принятия стратегических решений» стали заметными явлениями уже в 1992 году. Я тогда имел очень сложную беседу с Ельци­ным (в присутствии председателя Конституционного суда Валерия Зорькина), речь шла об одном из его «соратников» еще по союзному парламенту, в отношении которого Гене­ральная прокуратура готовилась возбудить уголовное дело по фактам коррупции.

«Нет, — сказал президент, — не верю». Но речь шла о прямых фактах, и поэтому требовалось согласие президента на соответствующие действия.

Я задал вопрос: «Зачем пытаться брать под защиту откровенных жуликов? У людей создается впечатление, что корни коррупции рождаются негде-нибудь, а здесь, в Кремле?».

Разговор тогда закончился неприятной, напряженной паузой. Мы с Зорькиным ушли, недовольные собой, встре­воженные нежеланием президента пойти на откровенный разговор с людьми, которые были не менее его ответствен­ны за состояние страны перед народом... Зорькин молча шагал рядом, он был серьезно встревожен, сказал: «Руслан Имранович, вы знаете мстительный характер Ельцина. Он вас никогда не простит за эти слова, вы ведь прямо сказали (не хочу использовать слово «обвинили»), что он покрывает коррупционеров. Да еще в моем присутствии. Он и мне их не простит — уже потому, что я присутствовал, когда вы их произнесли...»

Конечно, я знал Ельцина очень хорошо, или думал — что знаю. Но не сказать ему о том, что происходит в «высших кругах» исполнительной власти, я просто не мог.

Прокремлевская пресса свирепствовала, высмеивая факты коррупции членов правительства, по поводу кото­рых шло расследование Генеральной прокуратурой. Она обвинялась в том, что действует «по приказам председателя парламента». Происходила прямая девальвация уголовно­го законодательства, преступность как экономическая, так и уголовная буквально захлестнула страну. Как же не сооб­щить президенту то, о чем в открытую говорит вся Москва? Чего в таком случае, мы, лидеры России, стоим, чего стоят наши обещания народу быть честными, защищать его права и достоинство, обеспечить ему возможности для благоден­ствия?..

«...Всем этим просвещенным идолопоклонникам» во власти нужен был Идол, грубый, лишенный признаков ин­теллекта, человеческих эмоций, жестокий и тупой, с оттал­кивающей внешностью, даже внешне напоминающий идола, внушающий тревогу.

Другой аспект этой же проблемы — это унизительное раболепие «новых демократов» и их «лидеров» перед от­кровенным хамом, являвшимся по этой части одиозной фигурой даже среди высшего партийного чиновничества СССР. Мое поведение было диссонансом в этом хоре под­певал, и Ельцин часто с изумлением задавал вопрос: «Руслан Имранович, почему об этом говорите только вы?» Это «под­дакивание» было всеобщим, и прежде всего оно началось в общении с Ельциным его соратников по Межрегиональной депутатской группе (МДГ). Оно, подобострастное поведе­ние этих «липовых вождей демократии», усиливалось на моих глазах по мере укрепления позиций российского Вер­ховного Совета в системе политических институтов СССР и особенно после событий, приведших к исчезновению СССР. Эта их деятельность, вполне сравнимая с восхвалением со­ветских вождей, ныне стыдливо замалчивается, но именно в той стороне таилась их полурабская, прихлебательская сущ­ность. И чтобы они ныне не говорили и не писали о былых временах и «вождях коммунизма» — они сами мало ушли от апологетов тех времен с их вождями. Видимо, они, эти «интеллектуалы-демократы», взращенные тоталитаризмом, как бы они ни рядились в тогу современной цивилизационной культуры, не смогли избавиться от своего «партийно-советского сознания». Поэтому, не колеблясь, поддержали жестокую расправу ельцинистов с парламентом. А чтобы оправдать себя, стали сочинять легенды, о якобы попыт­ках «коммунистического реванша» со стороны парламента. Многим политическим силам как внутри страны, так и за пределами оказался чрезвычайно выгодным процесс свер­тывания демократии в России и создание полуколониаль­ного политического режима Ельцина. Ельцинская Росси стала своеобразным гигантским складом с богатейшими товарами — открытого для растаскивания всеми, кто «под­держал демократические реформы президента», источник обогащения для «сил и лиц, не допустивших реставрацию коммунизма». Ну, как здесь можно «по-иному» освещать эти кремлевские действия, даже если они очевидно грязные и кровавые? Эти «осветители» получили все — все то, о чем они мечтали, завидовали партбюрократии, когда робко вхо­дили в «их» коридоры власти, заискивали, пресмыкались... Какая демократия? Демократия, по их мнению, это такой порядок, когда «они у власти» вне власти.