Русские вопреки Путину - Константин Крылов Страница 43
Русские вопреки Путину - Константин Крылов читать онлайн бесплатно
Тем не менее мышление об исторических априори иногда все-таки возможно. Как оно возможно — пусть об этом думает какой-нибудь Кант, у него голова. Нам важно, что это экспериментально наблюдаемое явление. «Есть такие варьянты», относительно которых практически все сколько-нибудь вменяемые люди находятся в полном согласии — да, если бы это случилось, то было бы это так-то и так-то и никак иначе. Откуда берется такая уверенность — вопрос интересный (и заслуживающий в каждом конкретном случае специального рассмотрения), но все-таки второй. Сначала нам надо заметить само существование этих пунктов всеобщего согласия — «да, все было бы именно так». И уже потом, исходя из этого согласия, думать дальше.
Как известно, варианты «событий 1993» (равно как и 1991) годов практически не просчитываются: тут все сочиняют свое, а чаще и сочинять не пытаются. В самом деле, совершенно непонятно (то есть «не видно»), что случилось бы, случись Руцкому и Хасбулатову победить, и к чему привела бы та победа. Более того, и вариантов поражения у них было навалом — начиная с быстрой сдачи позиций в стиле ГКЧП («не кровь же лить») и кончая чем-нибудь в стиле штурма Ла Монеда. Все это неясно, а значит, вроде бы и говорить не о чем: «случилось то, что случилось», будем жить в том мире, который создан данным событием.
Тем не менее зададимся сначала все же одним гипотетическим вопросцем. Предположим: все то же самое, что совершил Ельцин и его подельники в октябре 1993 года, совершили бы, допустим, коммунисты в девяноста первом. Теперь самый вопрос: как, в каком виде, в качестве чего «расстрел Белого Дома» фигурировал бы в антикоммунистическом мифе — российском, да и (бери выше) мировом?
На этот вопрос все почему-то отвечают одинаково. «У-у-у-у!»
Если все-таки поподробнее, то: расстрел Белого Дома, с пулевым посвистом, с ударами снарядов, с пожарищем, с озверелыми подонками в форме, забивавшими бегущих по подворотням, идеально смотрелся бы в качестве самого последнего и самого мерзкого (пусть даже и не «самого ужасного») преступления проклятых коммунистов. Если угодно — образцово-показательного преступления «краснопузых», достойно венчающего антисоветскую мифологию.
О, что было бы! Многотонный ком пепла Клааса лег бы на весы истории, навеки задрав вверх жалкую гирьку с надписью «1/6-1945-Спутник-Гагарин». Все попытки сказать хоть что-то хорошее о советской цивилизации разбивались бы о каменно-непреклонное: «в конце концов красная сволочь трусливо и подло расстреляла Парламент России и убила ни в чем не повинных людей, убила трусливо, подло и жестоко». Уста Честных Людей бесконечно кривились бы в гримасе бесконечной боли и бесконечного презрения: «они убивали студентов, девушек, стариков, которые пришли защищать свободу… они расстреляли Правду прямой наводкой… они сожгли Белый Дом, этот символ Нашей Надежды…» С рефреном — «страна, где случилось Такое, не имеет права на историческое существование». «Танки-идут-по-Праге» органично слипались бы в сознании с поджогом рейхстага и Зимним дворцом, извечная ненависть интеллигента к «подонкам в форме» нашла бы себе законченное выражение (о, я так и слышу — «вот за эти подворотни, где убивали мальчишек… этого — не забуду, не прощу, бей ментов, спасай Россию»), а Черный Белый Дом навеки стал бы запредельно ясным символом поруганной демократии: «Черная Книга Коммунизма» выходила бы с его изображением на шмуцтитуле. И т. д.
И, конечно — «после этого с ними нельзя ни о чем разговаривать: только через прицел, только прямой наводкой, не простим, не забудем».
А теперь вернемся к реальности. В которой события вокруг Белого Дома стали настоящим праздником «российского образованного класса».
Говорилось и писалось на эту тему много. И я не буду утомлять читателя занудным перечислением того, что (а главное — как, каким тоном и какими словами) говорилось и писалось в те славные времена всякими «приличными людьми». Гораздо важнее то, что и сейчас, по прошествии десятилетия, они нисколько не изменили своих воззрений. Те, кто требовал крови, не только не раскаялись, но искренне желают продолжения банкета. Из подписавших знаменитое «письмо 42-х» выразил некоторое сожаление, кажется, только один человек. Остальные хотели и хотят все того же — и скорбят, что «тогда не удалось передавить всю сволочь разом». Валерия Новодворская до сих пор с ностальгическим умилением вспоминает песенку:
Ах, наши танки на Полянке,
И дохнут красные поганки…
Или, как недавно в простоте высказалась в своем личном интернет-дневничке одна милая интеллигентная женщина: «Десять лет назад наши танки расстреляли восставшую большевистскую сволочь».
Заметим это «наши танки» — словосочетание, для интеллигента почти немыслимое, оксюморонное. Кажется, ни одно событие в русской истории, в котором участвовали бы танки — включая Великую Отечественную Войну, уже давно проклятую и плюнутую всеми приличными людьми, — не вызывало у приличных людей такого восторга, такого умилительного слияния с этими страшными, громыхающими железяками. «Наши танки», «наш ОМОН», все — наше, все — внезапно любимое. Только за то, что — «расстреляли большевистскую сволочь», «убивали красную сволочь».
Забегая вперед, скажу — эпитет «красный» и приравненные к нему прилагательные играют здесь роль маскировочной сетки.
2
То, что «коммунистическая тема» пристегнута к апологии расстрела Белого Дома просто за неимением лучшего, отлично знают обе стороны: и те, кто сейчас пьет «по такому случаю» заправленный ананасом шампусик (или что они там пьют в своих найт-клабах), и те, кто пьет горькую. Понятно ведь, что никакой «коммунистический мятеж» в классическом смысле этого слова тут и близко не валялся. Или, во всяком случае, «красных» тут нужно понимать очень уж расширительно — как «бедных», «аутсайдеров», «не приспособившихся», ну и до кучи «не смирившихся» с чем-то очень поганым, что творили и творят в Кремле.
Коммунистические лозунги, знамена и даже слова звучали, но это был как раз тот случай, когда знаки изрядно меняли значения: красный флаг тянул в лучшем случае на метафору, на расплывчатый «символ протеста» (каковым он и был изначально), а не на твердое и определенное высказывание типа «мы хотим обратно в XXVI Съезд, верните нам брови Ильича». Чего не было, того не было. Красные знамена подхватили ровно так же, как защищающийся человек хватает кирпич или лом, не очень-то думая, что созданы они были совсем для других надобностей. Срочно нужны были какие-нибудь подходящие символы, а сочинять их «по всей науке» было некогда. Взяли то, что было — а то, что оно оказалось красного цвета, значит не больше, чем цвет кирпича, за который схватился избиваемый бедолага.
Точно таким же «первым попавшимся предметом» были и пресловутые белодомовские лидеры, Руцкой и Хасбулатов (не говоря уже об остальных). Я не знаю, кажется, ни одного человека из моих знакомых, который шел бы в Белый Дом защищать «права Руцкого на президентское царство». Некоторые воспринимали его как «символ сопротивления» и надеялись, что он будет какое-то время справляться хотя бы с этой — честно говоря, не такой уж и сложной — «просто молчи и надувай щеки» — ролью. Ничего большего от него не ждали: харизма у него если и была («летчик, афганец»), то минимальная, на донышке.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Comments