Закат эпохи либерализма. Хроника финансового Апокалипсиса - Валентин Катасонов Страница 42

Чтобы не быть голословным, выборочно (за отдельные года) приведу имена некоторых лауреатов третьего периода с краткими формулировками Нобелевского комитета.

1990 год: Гарри Маркович, Мертон Миллер, Уильям Шарп. «За вклад в теорию формирования цены финансовых активов».

1995 год: Роберт Лукас. «За развитие и применение гипотезы рациональных ожиданий».

1997 год: Роберт К. Мёртон, Майрон Шоулз. «За метод оценки производных финансовых инструментов».

2000 год: Джеймс Хекман, Дэниел Макфадден. «За развитие теории и методов анализа дискретного выбора».

2002 год: Даниэль Канеман, Вернон Смит. «За исследования в области принятия решений и механизмов альтернативных рынков».

2010 год: Питер Даймонд, Дэйл Мортенсен, Кристофер Писсаридес. «За исследования рынков с моделями поиска».

2013 год: Юджин Фама, Ларе Петер Хансен, Роберт Шиллер. «За эмпирический анализ изменения цены активов».

2016 год: Оливер Харт, Бенгт Хольмстрём. «За вклад в развитие теории контрактов».

Надо сказать, что те ребята, которые получали Нобелевские премии по экономике, были далеки не только от настоящей науки, особенно фундаментальной. Как выяснилось, они порой были далеки и от понимания многих тонкостей бизнеса, их «прикладные» исследования были весьма грубыми и отвлеченными. Профессионалы, многие годы проведшие на финансовых рынках, весьма невысокого мнения о «нобелевских умниках» третьего поколения. И моделями, и методиками «Нобелей» в своей бизнес-практике предпочитали и предпочитают не пользоваться. Конечно, немногие бизнесмены готовы были открыто спорить с такими «нобелевскими умниками» и выводить их на чистую воду. Не хватало навыков и опыта дискутировать с «нобелевскими умниками» на их птичьем «научном» языке. Но все-таки находились представители бизнеса, которые отваживались на это. Например, автор хорошо известный многим книги-бестселлера «Черный лебедь» (переведена на русский язык, неоднократно издавалась у нас) Нассим Талеб. Он – ливанец, выпускник Сорбонны и нью-йоркский финансовый гуру.

В упомянутой книге Талеб подвергает, в частности, уничтожающей критике «научные открытия» Гарри Марковича и Уильяма Шарпа, которые в 1990 году получили «Нобеля» за «вклад в теорию формирования цены финансовых активов». Вот фрагмент из книги: «… у комитета (Нобелевского – В.К.) вошло в привычку выдавать премии памяти Нобеля тем, кто «упорядочивает» процесс при помощи псевдонауки и жульнической математики. После обвала фондового рынка они наградили двух теоретиков, Гарри Марковича и Уильяма Шарпа, которые прекрасно строили платоновские модели на гауссовой основе, внося вклад в то, что называется современной портфельной теорией. Если принять за исходное не гауссиану, а масштабируемость цен, от их умопостроений останется один пшик. Нобелевский комитет мог бы проверить модели Шарпа и Марковича – они работают как снадобья знахарей, продающиеся через интернет, – но, кажется, никто в Стокгольме об этом не подумал. Не соблаговолил комитет обратиться и к нам, практикам, чтобы узнать наше мнение; вместо этого он положился на оценки академических кругов, которые в некоторых дисциплинах бывают насквозь коррумпированы. После этой премии я сделал предсказание: «В мире, где эти двое получают нобелевку, может случиться что угодно. Любой может стать президентом».

Упоминаемая в работе «гауссиана» – математические методы, в значительной степени заимствованные у знаменитого немецкого математика первой половины XIX века Карла Фридриха Гаусса. По мнению Талеба, упомянутая «гауссиана» подобно чуме заразила процесс экономического образования и бизнес-обучения, проникла в программное обеспечение, которым пользуются трейдеры, ею стали заполняться различные внутренние документы (методики) банков и инвестиционных фондов, ею начали морочить голову клиентам (посредством разных рекламных буклетов и презентаций).

Вот еще фрагмент из книги «Черный лебедь»: «финансисты-гауссоведы оккупировали бизнес-школы, а значит, программы МБА, и в одних Соединенных Штатах выпускают в год почти сто тысяч студентов, чьи мозги промыты ложной портфельной теорией. Эпидемию не могут сдержать никакие эмпирические наблюдения. Всем казалось, что лучше уж вооружить студентов теорией, основанной на гауссиане, чем вообще не вооружать никакой теорией. […] Таким образом, гауссиана проникла в нашу деловую и научную культуру, и такие термины, как сигма, дисперсия, стандартное отклонение, корреляция, R-квадрат и именной коэффициент Шарпа, наводнили язык. Когда читаешь проспект какого-нибудь взаимного фонда или описание рисков хедж-фонда, есть шанс, что тебе предоставят, среди прочей информации, некоторую количественную сводку, претендующую на измерение «риска». Она будет основана на одном из приведенных выше модных словечек. Сегодня, например, инвестиционная политика пенсионных фондов и выбор фондов осуществляются «консультантами», опирающимися на портфельную теорию. Если вдруг возникнет проблема, то они всегда могут заявить, что полагались на общепринятый научный метод».

Поклонники и последователи «нобелевских гениев» Гарри Марковича, Мертона Миллера и Уильяма Шарпа пытались даже добраться до тех, кто определяет денежную политику в США. Но денежные власти США (ФРС и Минфин) постарались от них дистанцироваться. Ален Гринспен, председатель Федеральной резервной системы США в 1997–2006 гг. как-то сказал в сердцах: «Мне важнее мнение трейдера, чем математика».

Такой же «несъедобной», по мнению Талеба, оказалась работа «нобелевских гениев» Роберта К. Мёртона и Майрона Шоулза, посвященная методам оценки производных финансовых инструментов (премия 1997 года). Талеб рассказывает, что он даже пытался очно (на различных конференциях и семинарах по финансам и математике) дискутировать с этими «гениями», но никаких внятных, логически выверенных возражений на критику не получил: «Они проводили «глубокий математический анализ», но, стоило мне поинтересоваться, откуда они взяли свои вероятности, из их объяснений делалось ясно, что налицо явная игровая ошибка. Это было странное соединение технической подкованности с полным отсутствием понимания. Настоящий ученый идиотизм! Ни разу не получил я разумного ответа или ответа без перехода на личности. Поскольку я ставил под сомнение всю их деятельность, я, понятное дело, навлекал на себя всевозможные оскорбления: «одержимый», «торгаш», «философ», «эссеист», «обеспеченный бездельник», «зацикленный», «делец» (в науке это бранное слово), «профессор» (это бранное слово в бизнесе)».

Мало того, что нобелевские лауреаты Р. Мертон и М. Шоулз морочили головы студентам и пытались учить трейдеров. Эти «гении» решили применить свои модели на практике и создали хедж-фонд Long-Term Capital Management (LTCM). Это был инвестиционный фонд, не ограниченный нормативным регулированием. «Нобелевские гении» решили на практике показать, как надо «управлять рисками». Уже в 1998 г. фонд LTCM обанкротился, а ведь на его балансе находились активы, измерявшиеся миллиардами долларов; кроме того, за балансом находились деривативы на сумму свыше триллиона долларов.

А вот как сложилась бизнес-карьера «экономического гения» Гарри Марковича, которого Талеб в своей книге назвал «шарлатаном». Его взяли управляющим инвестициями в «Фэнни Мэй», крупнейшее в США ипо-темное агентство. В 2008 году «Фэнни Мэй» стало банкротом. Говорят, не без «интеллектуального участия» со стороны «Нобелевского лауреата».