Враг народа - Дмитрий Рогозин Страница 41

В 1999 году, спустя пять с половиной лет после этих трагических событий я вновь окунулся в память о Черном Октябре. Депутатская группа «Российские регионы» делегировала меня в состав комиссии по импичменту Бориса Ельцина или, как она официально называлась, «Специальной комиссии Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации по оценке соблюдения процедурных правил и фактической обоснованности обвинения, выдвинутого против Президента Российской Федерации».

Эпизоды трагедии 1993 года рассматривались и изучались нами самым тщательным образом. Несмотря на то, что статус комиссии по импичменту прописан в Конституции, реальными правами она не обладала. Мы не могли потребовать обязательного привода на заседание важных свидетелей, занимавших в то время ответственные государственные посты, и показания которых были необходимы для составления полного представления о случившемся. Даже если приглашенное лицо соглашалось предстать перед членами специальной комиссии Госдумы, мы не могли требовать от него дачи нам показаний под присягой. Тем не менее, даже те материалы, которыми мы располагали, позволили судить о тайном подтексте трагических событий осени 1993 года.

Прежде всего, мы установили, что Ельцин принял решение о разгоне Верховного Совета еще в конце 1992 года. Возможно, поводом тому послужило желание народных депутатов направить в дополнение к моему обращению в Конституционный суд о незаконности роспуска СССР свое депутатское обращение с требованием, наконец, дать правовую оценку «Беловежским соглашениям». Видимо, Кремль, привыкший к тому, что Верховный Совет, хоть и неохотно, но все же соглашается с его действиями, усмотрел в данном демарше парламента попытку демонстрации непримиримой оппозиционности.

В марте 1993 года в администрации президента родился ОПУС — проект указа Ельцина «Об особом порядке управления страной». Отказавшийся ставить под ним свою визу, популярный среди народных депутатов секретарь Совета безопасности России Юрий Владимирович Скоков был немедленно уволен.

Через месяц Ельцин разыграл очередной водевиль под видом плебисцита «Да, да, нет, да». С помощью этого референдума о доверии президенту и Верховному Совету группа «либералов» в правительстве Черномырдина пыталась дискредитировать парламент страны и толкнуть Ельцина на открытый с ним конфликт. В руководстве Верховного Совета считали, что нарыв вскроется в августе, предполагали, что президент России попытается использовать недавние исторические аналогии и параллели с августовским «путчем» ГКЧП. Август прошел, и все расслабились. Пока не наступил вечер 21 сентября…

На самом деле Ельцин и правительственные «либералы» хотели убрать прежний парламент со своей дороги совсем по другой причине. В отличие от нынешней Государственной Думы Верховный Совет РСФСР обладал реальными полномочиями. Верховный Совет мог воспрепятствовать плану изъятия государственной собственности в пользу нарождавшейся олигархии. Верховный Совет мог отстранить любого министра от должности и инициировать судебное разбирательство в его отношении. Первый демократический парламент страны имел массу недостатков и изъянов в работе. Многие депутаты не отличались политической культурой и высоким профессионализмом, но… Верховный Совет был действительно самостоятельным органом власти, и устранить его можно было, только прибегнув к грубой физической силе.

Поэтому расстрел парламента был предопределен хищной жадностью завлабов, приведенных Гайдаром и Бурбулисом в правительство. Именно они подталкивали Ельцина на антиконституционный переворот, расчистивший дорогу к дикому капитализму и массовому ограблению народа.

Комиссия Государственной Думы по импичменту Ельцина также выяснила, что вооруженный конфликт между ветвями власти, ослабление российского государства и возвышение нынешнего правящего класса было выгодно «третьей стороне». Эта «третья сторона» исподтишка разжигала бойню, провоцируя обе стороны конфликта к его дальнейшей эскалации. В качестве доказательства приведу уникальные свидетельства одного из главных действующих лиц в трагических событиях 4 октября 1993 года — Виктора Андреевича Сорокина. В те дни он занимал должность заместителя командующего Воздушно-десантными войсками (ВДВ) по воздушно-десантной подготовке. Вот отрывок из интереснейшего и редкого документа — стенограммы заседания Специальной комиссии Государственной Думы по оценке соблюдения процедурных правил и фактической обоснованности обвинения, выдвинутого против Президента Российской Федерации от 8 сентября 1998 года. Показания генерала Сорокина не только открывают нам картину боя у Дома Советов, но и указывают адрес этой «третьей силы»:

«Сорокин В. А.: Где-то в районе трех часов ночи (4 октября 1993 года. — Авт.) мы были подняты по тревоге и приглашены к министру. Прибыли в кабинет, там уже находились Черномырдин, мэр города Лужков, Филатов, бывший глава Администрации Президента, руководство ФСК (тогда во главе с генералом Галушко), ну и еще некоторые гражданские, и министр внутренних дел Ерин.

Первым выступал Ерин и стал требовать, чтобы армия пошла на Белый Дом. У него было такое нервное выступление, по министру было видно, что он в таком состоянии… Дальше заактивничал товарищ Черномырдин и потребовал в категорической форме, чтобы части и подразделения, которые имеются, пошли на штурм, причем немедленно. Министр обороны сказал: я не буду никакие устные команды выполнять, пишите письменное распоряжение. Филатов подтвердил, что таковое уже готово, вот сейчас будет. И от нас потребовали, чтобы мы тут же, ночью, туда выдвигались и принялись за разблокирование Белого Дома. Я потребовал дождаться светлого времени. В темноте, как кот в мешке, выбрасывать солдат неприемлемо. С этим согласились. Около семи часов утра я выдвинулся. Батальон спецназа оставил для охраны Генштаба, и с колонной 119-го полка прибыл на Калининский проспект, со стороны гостиницы «Арбат». В это время там уже шла интенсивная беспорядочная стрельба. Командиру полка я поставил задачу: как можно быстрее выдвинуться к Белому Дому, встать у подъездов, оружие применять только в ответ, первыми оружия не применять.

Когда ставилась задача, схема была такая, что все блокируется, защитникам Белого Дома предъявляется ультиматум о том, чтобы покинули здание. Если ультиматум не будет выполнен, тогда будут применяться танки. Танки были у командира Таманской дивизии. Он мой однокашник. Я к нему подошел и говорю: «Ты будешь стрелять из танков?» Он говорит: «Виктор Андреевич, у меня снарядов нет». Это его слова. Я говорю: «Смотри». Мы продвигались со стороны гостиницы «Мир», мимо здания СЭВ. И где-то около 8 часов подразделения выдвинулись к стенам Белого Дома. Я доложил наверх о том, что весь состав выдвинулся, находится у подъездов, чтобы хоть как-то предупредить… Я понимал так, что люди стоят у стен дома, значит, орудия применяться не будут.

Во время выдвижения подразделения в полку погибло пять человек, и 18 были ранены. Расстреливали сзади. Я сам лично это наблюдал. Стрельба велась со здания американского посольства, с крыши, с колокольни у гостиницы «Мир». Все погибшие и раненые были расстреляны сзади. Кто стрелял, я не знаю, хотя предположения есть.