Американская концепция "Большого Ближнего Востока" и национальные трагедии на Ближнем и Среднем Востоке - Урал Шарипов Страница 34

Что касается политической ситуации к северу от Ирана, то, как известно, в результате распада СССР на его пространстве появились новые государства Центральной Азии и Закавказья — Узбекистан, Туркменистан, Таджикистан, Азербайджан, Армения и Грузия, где верховная власть по существу сохранилась в руках светских политических кругов. Таким образом, Иран превратился в единственную региональную державу, способную оказывать реальное влияние на вопросы войны и мира в Ираке и Афганистане, а также выступать рупором антиамериканских настроений на всем мусульманском БСВ. Учитывая выгодное геостратегическое положение Ирана в центре «Большого БСВ», можно сказать, что в целом Тегеран получил весьма выигрышные позиции, чтобы выступать в качестве самой мобильной силы региона.

Таким образом, внешнеполитическое положение ИРИ в мировом сообществе характеризовалось как рамками «Иран — Запад», так и спецификой межгосударственных политических отношений внутри региона Персидского залива и БСВ.

Иран был открытым противником США и западных держав по целому ряду стратегических вопросов: он выступал против их неоколониалистской и агрессивной политики в мусульманском мире; против захватнической деятельности США и НАТО в регионе БСВ, особенно в зоне Персидского залива и Среднего Востока; отстаивал интересы нефте- и газоэкспортирующих стран в мировой торговле; противостоял неоколониалистскому давлению Запада в мирохозяйственных связях в целом.

Говоря о региональной политике ИРИ в Персидском заливе в первом десятилетии XXI века, целесообразно указать на два принципиальных фактора.

1) Специфика иранского понимания вопроса об обеспечении стабильности в этой зоне объясняется тем, что Тегеран заявлял о своем стремлении к созданию внутрирегионального взаимопонимания, но чтобы в Заливе отсутствовал фактор политического и силового доминирования США. В таком случае, у Ирана были бы более благоприятные возможности играть здесь центральную роль.

2) Аравийские режимы Персидского залива, исходя из собственных интересов, осложненных их сравнительно (с Ираном) малыми размерами территории, малочисленным населением и возможностями по развитию собственных хозяйственных и военных потенциалов, объективно рассматривали себя противниками Ирана. Далее, между ИРИ и арабскими соседями существовали противоречия по использованию акватории Персидского залива, а с ОАЭ оставался нерешенным территориальный спор в отношении трех островов — Абу-Муса, Большой и Малый Томбы.

Все эти государства Аравийского полуострова долгое время были в колониальной зависимости от Запада (прежде всего от Великобритании и США), и их статус суверенных государств и территориальные границы во многом определялись и согласовывались в западных столицах, и прежде всего Лондоном и Вашингтоном. Поэтому монархии Залива по существу не порвали дружественных связей с бывшими метрополиями, которые стали основными покупателями их щедрых природных богатств и поставщиками современных технологий, а также политическими союзниками на мировой арене.

Аравийские режимы, находясь под давлением США, предпочитали придерживаться умеренной внешней политики. Они считали такую политику прагматичной, поскольку союзнические отношения с Западом и его покровительство позволяли им объединять свои военные и экономические усилия в рамках ССАГПЗ, чтобы противостоять иранскому внешнеполитическому курсу. Таким образом, объективно данную группу стран было целесообразно рассматривать как пособников политической линии США в регионе Персидского залива. Естественно, у каждой из аравийских монархий имелись свои особые интересы и даже некоторые противоречия и проблемы с соседями.

Так или иначе аравийские нефтяные монархии продолжали оставаться как политическими оппонентами, так и конкурентами Ирана на мировом рынке энергетических ресурсов. Строительство газопровода «Иран-Пакистан-Индия», альтернативного газопроводу «Катар-Пакистан», и разница в подборе иностранных партнеров при сбыте углеводородов на мировом рынке подтверждали это противостояние.

Особенно принципиальные расхождения наблюдались в ирано-саудовских отношениях. Так, Саудовская Аравия оспаривала у Ирана право считаться региональным и конфессиональным лидером, гарантом «стабильности и безопасности» на БСВ.

Шиитская власть в Иране была ориентирована на соблюдение принципа социальной справедливости. Вот почему в политической ситуации, сложившейся в Заливе, Иран играл как на внутриарабских противоречиях, так и на социальных проблемах в аравийских обществах. Благодаря огромным финансовым поступлениям от экспорта углеводородов, аравийские правящие круги и местное население имели сравнительно высокие показатели жизненного уровня. Однако известно, что хозяйство в призаливных монархиях, и прежде всего дорогие стройки и сервис здесь, обеспечивались за счет эксплуатации низкооплачиваемых иммигрантов — бедняков из арабских и других азиатских и африканских (преимущественно исламских) государств, обделенных нефтью и газом и с низкими национальными доходами на душу населения: Индии, Пакистана, Сирии, Афганистана, Ливана, Иордании, Палестины, Индонезии и Филиппин. В аравийских шейхствах иммигранты не обладали правовым иммунитетом, на них не распространялись законы о защите их гражданских и профессиональных прав. Они выполняли всю неквалифицированную или подсобную работу (в качестве слуг в домах, рабочих на стройках, в магазинах, ресторанах, в системе обслуживания, на нефтяных вышках, танкерах и т.д.). Поэтому иностранцы, не имевшие почти никаких шансов изменить свой статус в лучшую сторону, но прекрасно осведомленные об этой ситуации, не пылали любовью и благодарностью к своим зажиточным работодателям. {121}

Тегеран пользовался этим социальным раздражителем, а также недовольством простонародья засильем вестернизации, западной роскоши, в которой купались, по их мнению, верхи «нефтяных шейхств», агрессивной деятельностью США в регионе. Пропагандируя верность устоям ислама, призывающего к скромности, трудолюбию, социальной справедливости в обществе, к традиционному исламскому образу жизни, подталкивая к непримиримой борьбе за интересы народа Палестины, Иран завоевал большой авторитет среди бедных слоев и определенные симпатии в широких народных массах арабского Востока. Особенно ощутимые плоды приносила идеологическая пропаганда в шиитской среде Ирака, ряда аравийских стран, в Ливане и т.д. Благоприятно складывалась и политическая ситуация в Ираке и Ливане, где многие посты в высших эшелонах власти заняли представители шиитской общины, а также симпатизирующие Тегерану лидеры. Так, на парламентских выборах в оккупированном международной коалицией Ираке победила шиитская община, чей выдвиженец аль-Малики стал премьер-министром, а пост президента занял открыто симпатизировавший Ирану лидер курдского освободительного движения Дж. Талабани. Вместе с тем, в противовес ставленнику Вашингтона коллаборационисту аль-Малики, радикально настроенный шиитский лидер Муктада ас-Садр неоднократно поднимал своих сторонников на вооруженную борьбу с американцами и их западными ставленниками в Ираке. Его выступления, таким образом, ярко продемонстрировали так называемому «большому шайтану» (т.е. США), что шииты Ирака не собирались быть проводниками планов США на своей родине. Причем Муктада ас-Садр посещал Иран, где был принят влиятельными политическими лидерами, встречался с функционерами местных спецслужб и, конечно, заручился иранской поддержкой и обязательством по поставкам оружия иракским повстанческим силам.