Преемники. От Ивана III до Дмитрия Медведева - Петр Романов Страница 33

После Петра Великого, оставившего потомкам в наследство четко определенные ориентиры для дальнейшего движения государства к европейской цивилизации, все русские монархи, правившие с той поры вплоть до 1825 года, уходили в мир иной, скупо одаривая своих последователей новыми идеями. Никто из них не был способен ни отказаться от петровского курса, предложив какую-то иную альтернативу развития России, ни всерьез приумножить наследство царя-реформатора. Если империя и росла, то в первую очередь количественно, а не качественно. Расширялись границы, однако в рамках этих новых границ бытовали в основном все те же старые политические и общественные предрассудки.

Некоторые из "их величеств" порой неплохо начинали, но все без исключения дурно завершали свой императорский срок. Екатерине II многие годы пришлось наводить порядок после "веселой царицы Елисавет" и сумасбродного Петра III. В чем она и преуспела. Однако, блестяще начав и пробудив ото сна русское общество с помощью Вольтера и Дидро, в последние годы царствования Екатерина мало напоминала себя прежнюю.

Оставленное престарелой государыней-матушкой хозяйство было уже незавидным. Павел I унаследовал от просвещенной Екатерины беспредельную коррупцию, развращенный двор, циничный фаворитизм и крайний беспорядок практически во всех государственных делах, которые и пытался искоренить в ходе своего кратковременного царствования.

Любимый внук Екатерины — Александр I, как и блистательная бабка, покорил Европу, став ее признанным лидером. Роль России в мировой политике в этот период была без преувеличения первостепенной. То аргументами, а то и силой Александр с переменным успехом пытался уговорить своевольную Европу жить тихо, мирно и желательно по общим правилам. Русского царя можно по праву считать одним из первых архитекторов-проектантов общеевропейского дома. Однако решения задач внутренних давались императору намного труднее, чем международных. Домашние дела шли дурно. Либеральные реформы так и не сдвинулись с места. Исторический шанс дать новый импульс процессу европеизации России Александр упустил.

В результате правление Александра I началось с цареубийства, а закончилось антиправительственным заговором. В последние годы жизни государю на стол регулярно ложились секретные донесения о недовольстве среди гвардейских офицеров и либерального дворянства, о создании тайных обществ, ставивших своей целью свержение самодержавия и провозглашение конституции.

Либеральные увлечения молодости не позволяли императору пресечь деятельность конспираторов, провозглашавших те же самые идеи, что и он в прошлом. Консерватизм зрелости и накопившаяся с годами усталость не позволяли опереться на энтузиазм нового поколения либералов, чтобы с их помощью хотя бы на закате царствования попытаться все-таки осуществить столь необходимую России конституционную реформу. Пыл и горячность молодых русских конституционалистов царя уже не вдохновляли, а настораживали, вызывая в памяти кошмары Французской революции, завершившейся бонапартизмом. Восстание 14 декабря 1825 года в короткий период междуцарствия, возникшего после смерти Александра, явилось, по сути, неудачной попыткой части политической элиты страны дать новый импульс продвижению России к европейским стандартам общественной жизни.

Разгромив мятеж, новый император в свою очередь озаботился поиском стратегии развития России и довольно скоро определил собственные ориентиры. Это была принципиально новая идея. В основе курса Николая I лежала уже не реформа, а контрреволюция — контрреволюция революции Петра Великого. Власть предложила народу двигаться не вперед, а назад. Не к конституции, а к безграничному самодержавию. Не на Запад, а в глубь России; держа за эталон не европейскую цивилизацию, а национальные корни. После Петра Великого, Екатерины П, Павла и Александра — монархов, так или иначе пытавшихся европеизировать Российскую империю, новый государь взял курс на самоизоляцию страны. Русских людей снова поместили в резервацию.

Многолетние попытки Александра Павловича в рамках Священного союза искоренить революцию на европейском континенте большого успеха не принесли, а значит, с точки зрения Николая Павловича, оставалось только одно: не отказываясь в принципе от внешнеполитического курса старшего брата, то есть от ставки на легитимизм в европейских делах, одновременно постараться максимально отгородиться от "чумы". Если Александра Павловича раздражали пальба и пение "Марсельезы" на соседней улице, то Николая Павловича пугал революционный погром уже в собственном доме. Отсюда куда более обостренная реакция на "крамольную" мысль, а уж тем более поступок.

К тому же обидное слово "резервация", учитывая огромные размеры Российской империи и, как казалось, ее полную самодостаточность, в голову тогда никому не приходило. Наоборот, в резервацию как бы помещали больную Европу, отгораживаясь от зачумленных радикальными идеями соседей санитарным кордоном.