Збиг. Стратегия и политика Збигнева Бжезинского - Чарльз Гати Страница 32

Что касается Китая, в годы Картера на повестке дня стоял прежде всего вопрос полного восстановления отношений с Китайской Народной Республикой, возникший вскоре после вступления в должность президента Картера. Вэнс и Бжезинский высказывали разные взгляды на влияние Китая на геополитическую конкуренцию США с СССР. Бжезинский надеялся «разыграть китайскую карту», чтобы немного обуздать Советский Союз. Госсекретарь же, напротив, считал, что улучшение отношений между США и КНР вредит политике разрядки и представляет «значительный риск нашим отношениям с Москвой и нашим отношениям с Токио и другими азиатскими союзниками» ^[140].

Учитывая центральное значение политики в отношении Китая и роль Бжезинского в оформлении этой политики, этому вопросу посвящена отдельная глава книги (Глава 5). Достаточно отметить, что процесс нормализации отношений с Китаем – под руководством Картера и при практическом осуществлении Бжезинского – закончился успехом, как и в случае с Панамским каналом и переговорами по ОСВ-2.

Но крупнейший и самый известный успех эпохи Картера – тот, в связи с которым его чаще всего и вспоминают, – это тринадцатидневный марафон переговоров в загородной резиденции Кэмп-Дэвид в Мэриленде. Эти переговоры, воплощающие стремление Картера во что бы то ни стало добиться разрешения арабо-израильского конфликта, в данном случае стали примером совместной слаженной работы Государственного департамента и команды СНБ. Но они также показали, до какой необычайной степени дипломатию Картера осуществлял сам Картер. «Ручное управление» здесь сыграло как нельзя лучше. Он воспринял эти переговоры как свою личную задачу, прекрасно подготовился к ним при помощи своей команды и энергично взялся за преодоление эпохального противостояния между Израилем и Египтом.

Его отношения с Анваром Садатом, президентом Египта, хорошо отражены в его мемуарах, в которых он пишет: «4 апреля 1977 года, на ближневосточной сцене для меня воссиял свет. Я впервые встретился с президентом Египта Анваром Садатом, человеком, которому предстояло изменить историю и которым я впоследствии восхищался более, чем каким-либо другим лидером». Симпатия была взаимной, и она позволила Картеру сохранить присутствие Садата в нескольких напряжённых моментах в ходе переговоров – такие моменты чаще всего возникали из-за жёсткой позиции израильского премьер-министра, бывшего члена подпольной боевой организации, Менахема Бегина. Отношения между Картером и Бегином нельзя описать как близкие. Тем не менее эти переговоры можно назвать примером личной дипломатии, в том числе прямые частные беседы между лидерами, благодаря которым и удалось достичь прорыва.

О процессе заключения Кэмп-Дэвидских соглашений написано очень много, и к этому здесь было бы трудно добавить что-то новое. Однако в свете рассуждений о характере действий СНБ стоит отметить необычный уровень межведомственного сотрудничества в подготовке Кэмп-Дэвидских переговоров о мирном урегулировании. Например, в мае с целью координации стратегии администрации президента была образована тайная группа планирования в составе вице-президента Мондейла, Вэнса, Бжезинского, заместителя советника по национальной безопасности Дэвида Аарона, специалиста по Ближнему Востоку Уильяма Куандта и некоторых других представителей Государственного департамента. Один автор предположил, что «сотрудничество Госдепартамента и СНБ позволило Картеру и Вэнсу, как главным переговорщикам в Кэмп-Дэвиде, быть на шаг впереди израильтян и египтян по техническим и организационным вопросам, и таким образом проявлять инициативу» ^[141]. Бжезинский и Куандт присутствовали в Кэмп-Дэвиде, но советник по национальной безопасности однозначно заявлял, что в таких трудных переговорах ключевая роль принадлежит Вэнсу.

Тем временем произошло падение режима шаха в Иране, которое не только нарушило шаткое перемирие между ведомствами, но, что более важно, внесло осложнения в работу администрации Картера до конца его срока, и последствия свержения шаха серьёзным образом омрачили все её внешнеполитические достижения. Перед Советом национальной безопасности встал очень сложный вопрос: каким образом – дипломатическим или военным – реагировать на новый режим Хомейни? Поначалу Картер не мог решить, прислушаться ли к совету Бжезинского, который настаивал на том, чтобы оказать поддержку шаху в подавлении революции (или, если шах не сможет это сделать, оказать поддержку диктатуре военных), или к совету более осторожного Вэнса, который советовал администрации установить связи с оппозицией, чтобы сгладить неизбежный переход к новому правительству. Неудивительно, что в своём дневнике Картер в тот период писал: «Збиг слишком резок и настойчив. Сай слишком снисходительно относится к своим подчинённым. А средства массовой информации постоянно обостряют разногласия и соперничество между двумя группами. Я почти никого не знаю из глав отделений и других служащих Госдепартамента, но тесно работаю с членами СНБ. Когда мы постоянно консультировались друг с другом, как, например, по Ближнему Востоку в Кэмп-Дэвиде, и в других случаях, у нас никогда не было проблем между двумя группами».

Тем не менее ситуация стремительно менялась. Воскресным утром 4 ноября 1979 года в оперативный центр Белого дома поступил экстренный телефонный вызов из посольства США в Тегеране. Здание посольства было захвачено. Дипломатический работник Элизабет Энн Свифт начала непрерывный комментарий происходящего внутри посольства с помощью открытой линии, подключенной к громкоговорителю на столе. С помощью другого громкоговорителя из расположенного в нескольких милях от посольства Американского культурного центра Кэтрин Куб с персоналом начала другую трансляцию, продолжавшуюся рекордные полтора дня, пока её тоже не обнаружили (позже, когда Кэтрин уже находилась в тюрьме, революционные повстанцы предъявили ей счёт на телефонные переговоры). К концу дня в заложниках удерживали шестьдесят шесть граждан США.

Все это время Соединённые Штаты вели в высшей степени секретные переговоры с Тегераном по поводу предоставления безопасного коридора для группы государственных служащих США, застрявших на севере Ирана. Вашингтон также был встревожен в связи с угрозами со стороны сторонников Хомейни в США и возможными исками против шаха, а также пытался обеспечить безопасность граждан США, которым угрожали наводнившие Иран «революционные комитеты». Бжезинский решил, что приглашение шаху следует отменить и что шах должен отложить свой визит в Соединённые Штаты. Более того, Картер не желал, чтобы шах «играл в теннис» в США, пока американцы подвергаются риску попасть в заложники. Как сказал президенту Дэвид Аарон, если шах приедет в США, «повстанцы могут отомстить оставшимся в Иране американцам, возможно, взяв одного или нескольких в заложники и отказавшись отпускать их до экстрадиции шаха».

Так началась мрачная история с заложниками, продлившаяся 444 дня.