Агитпроп. Идеология победы - Константин Семин Страница 32

«У каждого есть планы на будущее. До тех пор, пока он не получит по морде». Эти слова американского философа и боксера Майка Тайсона лучше всего описывают ситуацию с арестом российского заграничного имущества. Арест должен был застать врасплох лишь тех, кто до сих пор — вопреки здравому смыслу — сохранял беспечную веру в возможность нормализации отношений с Западом, восстановления инвестиционного климата и культурного обмена. Так не будет.

Тех, кто все-таки способен уловить некую логическую связь между майданом, войной на Донбассе, истерикой мировой прессы, черными списками, задержаниями российских граждан, санкциями и коррупционными скандалами в ФИФА, едва ли можно удивить новостью о том, что страна, известная миру благодаря своим пиву и шоколаду, решила присоединиться к антироссийскому фронту и первой наложить лапу на наши иностранные активы. В конце концов, Бельгия — это не только шоколад с пивом, но и штаб-квартира НАТО.

По какой-то невероятной случайности маневры бельгийских судебных приставов совпали с первым смотром созданных по решению уэльского саммита НАТО сил быстрого реагирования. Созданных для защиты от российской агрессии, конечно.

Й. Столтенберг, генеральный секретарь НАТО (оригинал статьи):

«НАТО не может не отвечать. Мы отвечаем. И потому проводим самое большое усиление нашей коллективной обороны со времен окончания Холодной Войны. Силы быстрого реагирования — ключевой элемент этого усиления. Здесь, на учениях в Польше, мы убедились, что он полностью боеспособен».

В общем, не просто грабеж, а грабеж вооруженный. Как и обещали — бьют. И по морде, и по паспорту.

Если вчера можно было схватить российского гражданина на территории третьей страны и упаковать за решетку, если можно было пинать ногами российского посла, если можно выпотрошить российские счет на Кипре, если можно замылить два вертолетоносца, то почему нельзя наложить арест на российскую собственность в Бельгии или Франции? Да, Россию дразнят мелкие хулиганы, стараясь спровоцировать на большую драку.

Но в последнее время кажется, что драки, по крайней мере, экономической, в любом случае не избежать. Тогда стоит, наверное, оценить потенциал сторон.

Соотношение между обязательствами страны перед иностранцами и её иностранными активами описывается особой строчкой в отчетах Центробанка. Она называется международной инвестиционной позицией. Грубо — сколько должны нам минус сколько должны мы. Здесь и валютные резервы, и акции компаний, и наши деньги в их банках, и их деньги, выданные нашим.

Так вот, по состоянию на начало года наши внешние обязательства — 970 миллиардов долларов, а внешние активы — около триллиона трехсот. Разница — примерно 300 миллиардов долларов. То есть на столько наши вложения в Запад — а именно Западу достается большинство российских международных инвестиций — превышают вложения Запада в нас. То есть если начинается прямой обмен ударами по принципу «глаз за глаз, зуб за зуб», то мы как минимум на 300 миллиардов долларов более уязвимы, чем вкладывавшие в Россию иностранцы. Плюс, не стоит забывать, что многие из этих иностранцев — суть российские граждане, олигархи, предпочитавшие владеть российскими предприятиями через кривую, иностранную юрисдикцию. Это — отражение общей либеральной модели, поощрявшей вывоз капитала за границу, размещение резервов в чужих ценных бумагах, на чужих счетах, скупку чужой собственности.

Некоторые считают, что к этим цифрам надо бы добавить еще триллион, ушедший из страны по серым каналам, в офшоры. А еще под прицел может попасть государственная загрансобственность и заграничная собственность простых граждан, физических лиц. Собственно, было достаточно времени, чтобы просчитать все варианты.

З. Бжезинский, политолог:

«Мы должны заставить Россию осознать, что ей грозит международная изоляция. Это в особенности должно беспокоить российскую бизнес-элиту, людей, которые в крайней степени подвержены глобальному финансовому воздействию. Влиятельные российские олигархи держат миллиарды на счетах в западных банках. В случае конфликта в духе Холодной Войны они понесут огромные потери, если Запад решит заморозить их активы».

Знаете, когда сказано? Семь — семь! — лет назад, 13 августа 2008-го.

Нам надо перестать уповать на то, что в драке будут соблюдаться какие-то правила и договоренности. Приглашение на рыцарский турнир не последует. А вот удары ниже пояса — скорее всего.

В. Катасонов, член-корреспондент Академии экономических наук и предпринимательства:

«Вспомним события в Ливии двухлетней давности. Ее Центробанк имел собственные валютные резервы в размере около 100 Плюс к этому ЦБ Ливии управлял средствами национальных суверенных фондов в размере 70 Этих средств было достаточно для оплаты ливийского импорта в течение трех лет. Резервы были размещены в бумагах западных стран и банках Запада. В марте 2011 года, когда Запад объявил экономическую блокаду Ливии, ее международные резервы были заморожены в банках Уолл-стрит, лондонского Сити, Канады, Австрии, других стран Европы. В администрации президента США Барака Обамы тогда назвали эту операцию крупнейшим единовременным замораживанием зарубежных фондов в истории США. Это был самый настоящий подарок для мировых ростовщиков — что-то наподобие безотзывного депозита».

Так чем же отвечать? Есть ли у наших международных партнеров уязвимые места? Есть, конечно. Они и сами об этом иногда проговариваются. Надо внимательно смотреть голливудские фильмы. Голливуд ведь — лучший выразитель американских фобий, предчувствий и ожиданий.

Фрагмент из фильма «Арбитраж»:

«Помнишь Александрова? Он пришел ко мне в прошлом году. И сказал: Роберт, у нас отличная возможность. Есть медный рудник в России, он не разрабатывается. Там миллиарды зарыты под землей. Чтобы выгрести их, нужна пара сотен миллионов. Ты вложишь 100 млн, мы вложим сотню. И за полгода мы утроим сумму. Я все проверил. Дружественное правительство. Для страховки создаем хедж-фонд. Так? Мы продаем медь на товарной бирже, зарабатываем состояния. А потом случилось то, на что я не рассчитывал. Российское правительство перестало быть дружественным. Блокировало экспорт меди».

Что ж так расстроило Ричарда Гира (он играет здесь спекулянта с Уолл-Стрит)? Для наших международных партнеров национализация — самое страшное слово. В первую очередь потому, что оно означает быструю или постепенную смену всей экономической модели, позволяющей транснациональной олигархии грабить ту или другую страну. С точки же зрения самой этой страны в национализации нет ничего страшного или постыдного. Причем, далеко не всегда национализация связана с 17-м годом и взятием Зимнего Дворца.

Так, в Германии после Первой мировой войны были созданы государственные электростанции, азотные заводы и верфи. Одновременно в Англии государство стало владельцем систем высоковольтных энергетических линий, а чуть позже английское правительство национализировало банки, авиацию, угольную промышленность и связь, черную металлургию. В 46-м национализацию провела Франция. Потом это сделал Египет, вернувший себе Суэцкий канал, а еще Индонезия и Индия, Венгрия, Сирия, Шри-Ланка, Куба, Гватемала.