Глобальные элиты в схватке с Россией - Александр Проханов Страница 30

Эти неполных полвека: с первых послевоенных лет и до начала 90-х, – стали американским сном наяву. Не все поняли это сразу, но все, включая «зелёных» отморозков вроде Йошки Фишера и прочих глюксманов, поняли это в конце концов. Европа демонстрировала чудеса дрессировки и преображения из несчастных свиней в счастливые, а обрюзгшие экс-студенты, занявшие ниши элит, не могли понять, чему и кому они обязаны своим счастьем. Чтобы понять это, им следовало слегка напрячь мозги, но напрячь мозги было сопряжено с риском перестать быть счастливыми. Так они и не поняли, что обрушившееся на них с Запада счастье – это всего лишь рефлекторная реакция на всё ту же Берлинскую стену и холодную войну: контраст противостояния «империи зла» и своей отгороженности от неё.

Логика контраста впечатляла простецким манихейством: «мы» – свободны, «они» – в рабстве; «они» завидуют «нам» и мечтают попасть в «наш» сон, даже под риском, что по ним будут стрелять свои же со сторожевых вышек. Ну, и как же было тут не чувствовать себя счастливым и не выставлять напоказ свою полноценность!

Им бы молиться на «империю зла». Лелеять её, как зеницу ока. Понять и осознать, что только благодаря ей и на её фоне можно было замазывать собственную чудовищную неполноценность.

Элиты решили иначе. Любопытно, что среди всех этих бывших марксистов, троцкистов, маоистов, хошиминистов не нашлось никого, кто смог бы вспомнить сталинскую статью 1930 года хотя и на другую, но всё ещё ту же самую тему: «Головокружение от успехов». Голова шла кругом в немалой степени от того, что противники по ту сторону стены, дряхлые вии, замаринованные в собственном маразме, играли им на руку, делая, как назло, всё, чтобы усилить контраст и отвращение к себе. Ну, что им мешало, после того как волюнтарист и оттепельщик Хрущёв решился-таки слегка приоткрыть вентиль, дать людям хотя бы возможность курить невонючие сигареты и не убиваться в очередях за венгерскими курами или вьетнамскими тапочками! Поистине, они стоили друг друга, энтузиасты, сидящие каждый на своём суку и каждый свой сук рубящие.

6.

Сучья рухнули одновременно: вместе с Берлинской стеной. Просто один, восточный, упал разом, а падение другого, западного, растянулось на десятилетия. Вернее, не само падение, а осознание падения. Падение было как раз синхронным. Дивный американский сон во мгновение ока обернулся кошмаром и уродством, после того как сновидящие отказались от вопиюще примитивной и столь же вопиюще эффективной логики контраста и очутились в перспективе уже не мирового господства, а сказки о рыбаке и рыбке. В середине 90-х пишущий эти строки проезжал в Берлине мимо большого здания, оцеплённого автоматчиками. Это было посольство США. «Ещё несколько лет назад», сказал таксист, «тут было море цветов».

Самое интересное: случившегося долго не замечали. Фантомное чувство оказалось на редкость настырным. Поседевший плейбой Клинтон ухмылялся в камеры, шалил с молодой практиканткой и хохотал до слёз над очередной клоунской выходкой «друга Бориса». Ещё бы, когда в ставшем вдруг монополярным мире не нашлось никого, кто мог бы дать отпор обнаглевшему счастью ответными ударами не менее наглого несчастья. В конце концов, монополия господства оказалась просто-напросто монополией наглости. Последние кружевные остатки дипломатии и международного права исчезали под натиском прямо-таки готтентотской оголтелости и безнаказанности Pax Americana. Время Клинтона подвело итоги. Последним тестом на вседозволенность были несанкционированные бомбардировки Югославии. Мы помним, с какой методичностью демонизировалась законная власть и защищались бандиты. Мадлен Олбрайт позировала перед камерами с выкопанными из общего захоронения костями, что означало: скоро здесь будут бомбить, – а министр обороны Германии, задыхаясь от возмущения, рассказывал по телевизору о том, что на белградском стадионе гриллируют албанских младенцев. После этого они могли уже бомбить кого угодно, где угодно и когда угодно – под шитым белыми нитками предлогом «угрозы национальной безопасности» или, того циничнее, защиты прав любого рода меньшинств (от этнических до сексуальных).

7.

Конечно, Европа стояла здесь плечом к плечу с Америкой. «Впервые за всю свою историю Германия воюет на правильной стороне». Так сформулировал это немецкий министр иностранных дел (в прошлом – гопник и хулиган) Йошка Фишер. Когда за два года до этого Бжезинский написал, что Европа была и остаётся протекторатом Америки, он, скорее всего, проверял союзников на чувство гордости и достоинства. Элиты даже не пикнули. А философы Хабермас и Деррида приветствовали бомбардировки, которые, потому что бомбы, падая с правильной стороны, были вовсе не бомбардировками, а «гуманитарным вмешательством».

Во всём, что происходило после, бросается в глаза абсолютное смешение прежних форм и демаркаций политической традиции. Как если бы доктрина управляемого хаоса бумерангом ударила по самим доктринёрам – с теми же последствиями, что и в разбомблённых странах, где хаос оказался вдруг не управляемым, а управляющим. Правящие политические партии в Европе опознаются сегодня больше по отведённым им местам в зале заседаний, чем по существу. Там нет вообще никакого существа. Все дудят в одну дуду, не двигая при этом пальцами. Только немногие упёртые (типа «левых» в Германии) продолжают ещё сопротивляться и стоять на своём, но нет сомнения, что приручить их – всего лишь вопрос времени.

Об этом в своё время гениально писал Василий Розанов: «Нужно разрушить политику… Нужно создать аполитичность… Как это сделать? Нет, как возможно это сделать? Перепутать все политические идеи… Сделать «красное – жёлтым», «белое – зелёным», разбить все яйца и сделать яичницу»… – Господа, – можно иметь все убеждения, принадлежать ко всем партиям… притом совершенно искренне! чистосердечно!! до истерики!!! В то же время не принадлежа и ни к одной и тоже «до истерики». Я начал, но движение это пойдёт… Ведь все партии «доказывают друг другу»… Но чего же мне (и «нам») доказывать, когда «мы совершенно согласны»… Согласны с тоном и «правых», и «левых»… с «пафосом» их, и – согласны совершенно патетически. Явно, что когда лично и персонально все партии сольются «в одной душе», – не для чего им и быть как партиям, в противолежании и в споре. Партии исчезнут. А когда исчезнет их сумма – исчезнет и политика, как спор, вражда. Конечно, останется «управление», останется «ход дел», – но лишь в эмпиризме своем: «вот – факт», «потому что он – нужен».

Конечно, так быстро они не исчезнут. Но то, что «красное» уже неотличимо от «чёрного», а «чёрное» от «зелёного», – факт, отрицать который могут, пожалуй, только сами они, всё ещё и в «яичнице» ухитряющиеся различать себя как «яйца».

8.

«Яичница» современных правящих элит носит название «либерализма». В этом «либерализме» разбиты и смешаны «яйца» партий и идеологий. Если они и различаются ещё, то по мелочам. В главном, в направлении главного удара они едины и солидарны, хочется сказать, повязаны общей клятвой, о которой один умный англичанин написал в 1928 году книгу под заглавием «The Open Conspiracy».