Афганский разлом. Истоки мирового терроризма. С предисловием Николая Старикова - Валерий Марченко Страница 29

В это же время в Афганистане проводились крупные боевые операции в районах Джелалабада, Асадабада, Кандагара, Герата, Кундуза, в провинциях Баглан, Каписа, Пактия. Шла плановая замена офицерского состава, который в течение двух лет отдавал интернациональный долг, заменялись погибшие, раненые офицеры. Ко мне в батальон возвращались воевавшие в Афганистане командиры, но, вместо того чтобы учить личный состав военной науке, передавать богатый опыт, они валили с солдатами лес, строили капониры. А молоденькие, только после училища, лейтенанты прямо со строительных площадок учебного центра уходили биться с душманами — не пройдя сборов, не получив ценного боевого опыта от офицеров, прошедших Афган. При этом советские войска в Афганистане несли огромные потери. В том же 1986 году за афганскую революцию сложили головы 1333 человека, включая 216 офицеров.

Но боевой подготовки по-прежнему не было. Если раз в месяц парашютно-десантные роты выезжали на стрельбище, директрису для выполнения практических стрельб из вооружения боевой машины, стрелкового оружия — было замечательно. С вождением боевых машин дела обстояли и того хуже. Механикам-водителям, офицерскому составу катастрофически не хватало практики вождения БМД-1 по упражнениям «Курса вождения машин». Боевая группа машин стояла в режиме консервации длительного хранения. Это значит, что по субботам, в парково-хозяйственные дни, механики-водители приходили в парк со старшим техником роты и тряпочкой вытирали пыль с брони. Всё! Учебно-боевая группа машин была, как правило, в разбитом состоянии и постоянно требовала ремонта и обслуживания.

День учебно-боевых занятий в 108-м гвардейском парашютно-десантном полку проходил следующим образом. Утром — развод личного состава. Комбат с начальником штаба перед строем батальона проводит расчёт рабочих команд — вначале по списку штаба полка, затем по плану батальона, рот. Рабочие команды уходят на всевозможные работы в части и за её пределами. В строю остаётся личный состав, заступающий в наряд, а также больные. Ушлые (в хорошем смысле этого слова) ротные шли на всё, чтобы «выкрутить» бойцов для привлечения к занятиям. Мои друзья, однокашники по десантному училищу Шура Бобков, Володя Тенигин, Шура Базаров так и поступали. Комбат Видякин Виталий Феофанович, умнейший командир, знаток своего дела, конечно, замечал своеволие, но делал вид, что ничего не происходит, понимая, что ротные командиры стараются подтянуть личный состав к проверке.

Но даже те занятия, которые удавалось организовать, проходили по упрощённым схемам — наспех, и потому не достигали целей, боевое слаживание подразделений не отвечало требованиям боевых уставов. Только перед итоговыми испытаниями нами кое-как проводилась боевая подготовка, чтобы как-нибудь сдать дисциплины, выносимые на проверку. Потом занятия опять перемещались на задний, а хозяйственные работы — на передний план. Усиленная парашютно-десантная рота полка вообще выводилась из системы занятий на учебный период и становилась рабочим подразделением. Кстати, на это был соответствующий приказ по дивизии, то есть всё делалось официально по согласованию с командованием ВДВ.

Отсутствие реальной боевой подготовки разрушало воинскую дисциплину, личный состав расхолаживался, что порождало «дедовщину» вплоть до самых уродливых форм, терялась слаженность воинских коллективов. Ежесуточные внутренние и гарнизонные наряды отвлекали от учебного процесса большинство солдат и сержантов. В Каунасе, в том же 108-м гвардейском парашютно-десантном полку ежесуточно во внутренний и гарнизонный наряд заступал целый парашютно-десантный батальон. Вот вам и боевая подготовка — стройки, наряды. А ведь Воздушно-десантные войска — резерв ставки Верховного Главнокомандования, применяемый для кардинального изменения обстановки в оперативно-стратегических операциях, войска готовности № 1.

Теперь несколько слов об элите Воздушно-десантных войск — дивизионной разведке. Будучи командиром разведывательного взвода 80-й отдельной разведывательной роты, я неделями занимался оборудованием стрельбища, директрисы в учебном центре «Лосвидо», выставлял мишенную обстановку. Днём мои разведчики напряжённо обустраивали объект, ночью учились стрелять. Хозяйственные работы отнимали массу драгоценного времени. Таким образом, степень боевой подготовки ВДВ оставляла желать лучшего.

Тем не менее к командирам взводов, рот, батальонов командование предъявляло строгие требования по ведению журналов боевой и политической подготовки. Как их проверяли! Сколько офицеров пострадало за их несвоевременное заполнение! Как политработники рушили карьеры командиров рот, батарей, батальонов, дивизионов! Ну не было занятий, потому что личный состав занимался строительством и хозяйственными работами, а журналы командиры должны были заполнять по темам занятий из расписаний на неделю, как будто они проводились на самом деле. То есть имела место системная фальсификация учёта боевой подготовки подразделений. Знало ли об этом командование дивизии? Конечно, знало: оно же и спускало расчёты рабочих команд командирам частей.

Анализируя боевую подготовку ВДВ в 70-е годы, хочу отметить следующее: многого не хватало нам, чтобы быть по-настоящему самодостаточным родом войск. С одной стороны, наблюдался явный переизбыток воздушно-десантных соединений в составе Советской армии. С другой стороны, на их подготовку и оснащение современной техникой не хватало средств. Само содержание боевой подготовки требовало коренного пересмотра. Методика обучения личного состава оказалась «замороженной» и не соответствовала военной доктрине в части применения ВДВ в современных боевых операциях.

Обучение личного состава в системе боевой подготовки приняло откровенно показушный характер, что привело к негативным последствиям. Страдала профессиональная подготовка командиров среднего тактического звена. Офицерский состав умел, конечно, нанести обстановку на карту: за противника — синим, за свои войска — красным цветом. Но рассчитать марш смешанной колонны подразделения от исходного рубежа до точки, к примеру, «А», могли далеко не все командиры. Не говоря уже о том, что подготовить ротные тактические учения с боевой стрельбой, отработкой «вводных» задач на карте по рубежам, времени и задачам способны были немногие комбаты.

Рязанское высшее воздушно-десантное командное училище — прекрасная кузница офицерских кадров ВДВ, но и оно со временем вовлеклось в показуху. Полковник Колесников Пётр Михайлович, старший преподаватель кафедры тактики, замечательно воспитывал в нас, курсантах, десантный дух (за что я благодарен ему по сей день) — боевой, непримиримый. Мы, офицеры последнего маргеловского выпуска 1978 года, одним парашютно-десантным взводом громили районы позиционирования оперативно-тактических ракет «Ланс», «Першинг-1А», командные пункты 5-го, 7-го механизированных корпусов американцев в Западной Германии, кардинально меняли обстановку на театре военных действий. До сих пор гордимся славными победами на картах! Не забыли выпускники десантного училища и подполковника Черненко — выдающегося преподавателя кафедры тактики, способного взводом «шуриков» (это мы, курсанты), без поддержки «вертолёнтов» атаковать батальон «Хайматшютц».

Да что говорить — войсковые учения проходили по облегчённому варианту, занятия по предметам не отличались эффективностью, проводились без учёта опыта боевых действий в Афганистане. Командиры частей и соединений жили по принципу «как бы чего не вышло», боялись происшествий, напрямую влияющих на должностной рост. В войсках процветал карьеризм, большинство офицеров пришли к выводу, что не стоит терзать себя обучением и воспитанием личного состава, — куда проще «колотнуться» — выслужиться перед начальством чётким подходом, отходом и фиксацией. Срабатывало безотказно. Или того хуже: часть командиров отдавала дисциплину на откуп старослужащим солдатам, сержантам, и в подразделениях начинался такой процесс обучения…