Русские вопреки Путину - Константин Крылов Страница 29

Кстати, не следует забывать, что разделение на имеющих-право-на-все и несущих-груз-вины состоялось до всего остального прочего — в том числе и до приватизации, «отпускания цен» и прочих подвигов младореформаторов. Задолго до разделения на богатых и бедных, на сильных и слабых, на допущенных к кассе и отогнанных от нее, российское общество было разделено на два класса: всегда невинных и во всем заранее виноватых.

Дальнейшие разделения следовали из этого изначального. Пробившиеся в невинные (то есть назначенные быть «эффективными собственниками») творили абсолютно все что хотели, а все их злодейства только умножали и без того огромную вину изначально виновных. Последние играли незавидную роль «козла отпущения»: на их головы возлагалась мегатонны чужой кармы — после чего они торжественно изгонялись «в пустыню к Азазелю». Кстати сказать, один из самых знаменитых «библейских» образов перестроечной и постперестроечной публицистики — уподобление «выхода из совка» исходу евреев из Египта, с обязательной добавкой «следует водить народ по пустыне, пока не умрут все, рожденные в советском рабстве», — довольно-таки двусмыслен. В пустыню, как известно, изгоняли и козла, посвященного Дьяволу, на голову которого символически возлагались грехи евреев. «И положит Аарон на обоих козлов жребий: жребий один для Господа, а жребий другой — к Азазелу» (16.8). Русский народ, водимый реформаторами по постсоветскому аду, похож скорее на несчастное животное, жертвуемое Сатане во искупление чужих грехов (в данном случае — приватизаторов и их присных), нежели на «избранное семя Израилево», чистое и святое by definition.

2

Как уже было сказано, изначально виноватых в России двое. Это российское государство и русский народ.

В чем виновато российское государство, объяснять никому не надо: оно по определению виновно во всем вообще, включая дурной климат, дороги и дураков. Но более всего оно виновато в том, что недостаточно жестко обращается с народцем. Власть — потатчица: она развращает народ беромыми на ся «социальными обязательствами», она народ учит, лечит, тем самым отучая его от самостоятельности, от самоуправления, от ответственности за свои действия, и вообще держит его в инфантильном состоянии. Ключевая фраза тут — «ответственность»: государство мешает взвалить на плечи народа полный груз вины. Ибо «ответственность» в устах либерала означает — признание своей вины и готовность отсидеть за это полный срок, от звонка до звонка.

Что касается вин русского народа, то они перманентны, как перманентная революция. Русские присвоили себе (огнем и мечом! — это, как известно, чисто русские изобретения) большие территории, на которых развели свинство. Русские безумно и жестоко угнетали всякие нации и народности, цивилизованные и не очень. Русские угрожали своими ракетами Свободному Миру. Русские создали имперскую, шовинистическую культуру, позаимствовав у презренной Византии гадкое самодержавие и уродливую кириллическую азбуку. Русские пьют водку, русские мужчины некрасивы и не способны удовлетворить женщину. Русские неритмичны, они не используют шампуни и плохо говорят по-английски. Etc, etc, etc.

Впрочем, на месте «etc» нельзя подставлять совсем уж что угодно: при всей противоречивости обвинений, возводимых на русских либералами, они все же структурированы. А именно: если власти обычно приписывают злую волю, неправильный выбор, то русский народ виновен скорее в «изначальной испорченности», вина является его свойством («прирожденная вина», наподобие первородного греха или врожденного уродства, но очень мало зависит от его воли. Напротив, все грехи русских в конечном итоге связаны с их рабским сознанием, то есть с отсутствием ярко выраженной индивидуальной и коллективной воли, которой столь щедро одарены народы почище.

Либералы даже способны поминать «волю народа» в позитивном контексте: например, события 1991 года они обычно характеризуют как «народ выбрал» ^[35].

Но это лишь одна сторона дела. От либеральной пропаганды еще можно было бы как-то отстроиться. Однако, русский, отшатывающийся от телеэкрана с Шендеровичем, напрасно будет искать утешения у «своих» — почвенников, патриотов Империи, коммунистов.

Отношение патриотического крыла образованщины к вине русского народа заслуживает отдельного исследования. В целом оно обратно либеральному: патриоты, как правило, отрицают врожденные дурные качества русского народа — напротив, русские, в понимании патриотов, изначально хорошие люди. «Рабское сознание» русского народа они, как правило, признают, но относятся к нему позитивно: «добрый, тихий и незлобивый русский народ, доверчиво, как дитя, следующий за Государем и Церковью» — эта умилительная картинка вполне соответствует «патриотическому дискурсу». Зато строжайшему осуждению подвергаются все явления воли: например, революция, понимаемая как «выплеск низких страстей». «Народ похотел самовластвовать над собой, прельстившись». За сим следуют кары Божьи: коллективизация, голодомор, уничтожение целых классов общества. Но все это справедливо, ибо желание иметь свою волю «надо наказывать и не так». Аналогично понимается и 1991 год: «прельстившись, отступили». Впрочем, именно пассивность народа (слишком уж было заметно, что в тех событиях он был «ни при чем») является, в глазах патриотов, отчасти оправдывающим обстоятельством: если бы на стороне демократов выступила бы сколько-нибудь значительная часть населения, упрекам не было бы конца: «мы сами заслужили все то, что с нами происходит».

Совершенно особое место в поддержании дискурса русской вины занимает позиция людей религиозных, в первую голову — православных. Как известно, сама РПЦ МП на эту тему предпочитает молчать: это грозное молчание, напоминающее молчание «рыбы Баскервилей» из известного анекдота, собственно, и составляет ее основной ресурс влияния. Официальная позиция Церкви сводится к тому, чтобы ничего не оглашать, но все время иметь нечто в виду (точнее, за пазухой). Зато не молчат люди «вне и внутри церковной ограды» — начиная от харизматических батюшек и кончая русскими интеллигентами, считающими нужным носить крестик на шее. Все они много и охотно рассуждают о бесконечных грехах русского народа и требуют страшных мук и кар за все, вообще за все — за прельщение протестантизмом, за желание материального благополучия, за непослушание начальству, и главное — «за революцию» и ее квинтэссенцию — убийство Царя-Мученика ^[36]. То, что Николай Второй был убит несколько иным образом, чем, скажем, его французский коллега (где и в самом деле можно было говорить о каком-то участии народа в деле), никого не колышет: убийство царя является скорее эмблемой вины. Неважно даже, кто его убил — важно, что русские должны осознать это как свой грех, признать его и непременно покаяться в нем. И только после принесения «полного покаяния» у русских появится моральное право «вообще чего-то хотеть».