Не ради прибыли. Зачем демократии нужны гуманитарные науки - Марта Нуссбаум Страница 29

Игры развивают у ребенка интерес, способность удивляться и верить в чудо. Уже простые детские стихи побуждают ребенка поставить себя на место детеныша животного, другого ребенка или даже неодушевленного предмета. «Twinkle, twinkle, little star, / How I wonder what you are!..» («Гори, сияй из темноты; / Скажи мне, звездочка, кто ты?..» [73]) – вот парадигма такого чуда, подразумевающая образное постижение другого предмета и наделение его внутренним миром. Именно так дети, в конце концов, должны научиться обращаться с другими людьми. Детские стихи и рассказы поэтому – основная форма подготовки к человеческому взаимодействию [74]. Присутствие другого человека (что может пугать ребенка при других обстоятельствах) в игре становится восхитительным источником любознательности, а она способствует развитию здоровой жизненной позиции в дружбе, любви, а позднее – в политике.

Винникотт понимал, что межличностное «потенциальное пространство» не исчезает лишь потому, что люди становятся взрослыми. В жизни есть множество поводов для удивления и игры. Винникотт утверждал, что сексуальные отношения и в целом близость остаются той сферой, где способность играть имеет важнейшее значение. Люди могут замкнуться в себе и забыть о существовании внутреннего мира других людей или же могут сохранять и развивать способность к тому, чтобы в собственном воображении наделять внутренним миром другие объекты. Всех, кто был знаком с Винникоттом, поражала его необычайная способность установить контакт с другим человеком через игру и эмпатию. В общении с пациентами, прежде всего с детьми, он безустанно стремился проникнуть в мир детских игр и любимых предметов, плюшевых игрушек, мечтаний о появлении в семье брата или сестры. Однако для него игра не заканчивалась там, где начинался «взрослый мир». Взрослые пациенты Винникотта также восхищались его способностью поставить себя на место другого человека. Шестидесятилетний психоаналитик Гарри Гантрип так описал этот дар в дневнике, посвященном работе с Винникоттом: «Я мог избавиться от напряжения, мог работать над собой и расслабляться, ибо вы были в центре моего внутреннего мира» [75]. Игра также была характерной чертой не врачебных отношений Винникотта. Он и его жена были известны своими тщательно продуманными шутками и розыгрышами, а в его бумагах можно найти смешные рисунки и стишки, которыми они обменивались во время скучных встреч [76].

Винникотт часто говорил о том, что игра имеет большое значение для воспитания граждан демократической страны. Демократическое равенство связано с уязвимостью. Один из пациентов Винникотта проницательно заметил: «Тревожной чертой равенства остается то, что равенство делает всех нас детьми, и тогда возникает вопрос, где же отец? Мы понимаем, как обстоят дела, только в том случае если один из нас – отец» [77]. Игра учит людей способности жить с другими людьми самостоятельно, без контроля извне; она соединяет опыт уязвимости и удивления с опытом любознательности и чуда, но не с опытом травмирующей тревоги.

Как взрослые поддерживают и развивают способность к игре, когда мир детских игр уже остался в прошлом? Винникотт утверждал, что ключевую роль в этом играет искусство. Он полагал, что основной функцией искусства в любой человеческой культуре остается сохранение и расширение, совершенствование так называемого игрового пространства, и, по его представлению, роль искусства в жизни человека состоит, прежде всего, в поддержании и развитии способности к эмпатии. В утонченной реакции на сложное произведение искусства Винникотт видел продолжение восторженного отклика ребенка на участие в различных, в том числе ролевых, играх.

Предшественники Винникотта, о которых шла речь в главе IV, приверженцы педоцентристской концепции образования, конечно же, не могли знать о его трудах, однако и они, на основании собственных размышлений и опыта, приходили к сформулированной гораздо позднее Винникоттом мысли о том, что игра имеет огромное значение для развития здоровой личности. Они критиковали традиционное обучение за невнимание к просветительской ценности игры и настаивали на том, чтобы включить игру в структуру образования, как начального, так и более позднего. Фрёбель говорил о том, что маленькие дети знакомятся с окружающим миром, играя с различными предметами и в своем воображении наделяя простые объекты (сферу, куб) собственной историей и характером. Гертруда у Песталоцци отмечала, что пассивное механическое заучивание губит личность, в то время как практическая деятельность, в том числе и ведущаяся в игровой форме, способствует ее всестороннему развитию.

Упомянутые мною педагоги рано поняли, что искусство вносит ценнейший вклад в нормальное течение жизни человека и после окончания учебы, способствуя развитию эмоциональных ресурсов и воображения. Лишь искусство дарит ребенку способность понимать себя и окружающих. Представление о том, что другое человеческое существо обладает собственными физическими характеристиками и психологическими особенностями, мыслями, духовными устремлениями и чувствами, не возникает у нас автоматически. Проще считать другого человека всего лишь телом, которое, как легко предположить, можно использовать для своих целей как благих, так и дурных. Увидеть в этом теле душу – достижение, поддерживаемое поэзией и другими искусствами. Именно они предлагают нам задуматься о внутреннем мире объекта, который мы видим, а также и о нас самих, и о глубине нашей собственной личности.

Техническое и фактографическое образование необязательно даст человеку такие навыки. Философ Джон Стюарт Милль (1806–1873) был одаренным ребенком и получил великолепное образование, изучал иностранные языки, историю и естественные науки, однако это образование никак не затронуло его эмоциональные ресурсы и воображение. В молодости Милль страдал от жесточайшей депрессии, а свое исцеление он связывал с воздействием поэзии Вордсворта, воспитавшей его чувства и научившей обращать внимание на чувства других людей. Позднее Милль разработал собственное представление о «позитивистской религии» (Religion of Humanity) Конта, связав ее с воспитанием сочувствия, которое сам он обрел благодаря знакомству с поэзией.

Примерно в то же время в Америке Бронсон Олкотт (о его сократической педагогике и школе мы говорили в главе IV) придал идее поэтического обучения форму учебного курса. Он был увлечен поэзией Вордсворта и часто обращался на занятиях к его стихотворениям; полагал, что поэзия развивает подсознание ребенка, формируя и воображение, и эмоциональность. Игры воображения, которыми увлечены в школе Пламфильда персонажи «Маленьких мужчин» («Little Men») [78]Луизы Олкотт, столь же важны, как и уроки, нацеленные на развитие интеллекта; эти два типа занятий взаимосвязаны. Более того, и на уроках, и в играх царит дух любви и взаимопомощи, и в этом школа, организованная подобно одной большой семье, примечательным образом воплощает будущую идею Винникотта о том, что сложная художественная игра являет собой продолжение игры ребенка с родителями.