Аферистка. Дело Тимошенко - Франк Шуман Страница 28

На Крещатике

Разные лица Юлии Тимошенко — она всегда заботится о своей внешности

Наконец правильная картинка: накладные ногти как атрибут украинской крестьянки

«Против коррупции в банковском секторе» — киевляне протестуют перед Нацбанком

«Julija forever» — демонстративное признание в любви на Крещатике, прежде всего для туристов

Интерес к выставке фотографий в стане тимошенковцев перед зданием суда на Крещатике весьма сдержанный. Внизу справа на фотографии на стенде — Тимошенко и Меркель

Здание Государственной пенитенциарной службы Украины на ул. Мельникова, 81 в Киеве

Юлия Тимошенко слегка натягивает свой серый свитер на живот и кладет на него ладонь, в то время как левой рукой она тянет расстегнутое на животе модное пальто вниз. На бедрах можно заметить темноватое пятно, которое при желании можно интерпретировать как гематому. Белокурая коса декоративно лежит спереди на ее груди, на кровати также лежат красный футляр для очков (кстати, недешевой итальянской марки Москино) и синяя записная книжка со вставленной шариковой ручкой, что заставляет думать: она работает.

Вся картина являет собой поистине мастерскую композицию, в которой продумана каждая мелочь. И все последовательно. Для этого имеются, собственно, три следующих мотива: съемка крупным планом этого пятна, оголенное левое предплечье, открывающее сверху и снизу предполагаемые кожные ссадины. Четыре фотографии разместило издание «Украинская правда» (кто же еще), а также телеграфное агентство APF и распространило их на весь мир. Также эти события повлияли на отказ Федерального президента Гаука от поездки в Ялту. Он больше не хотел встречаться с украинским президентом.

Происхождение этих «синяков» спорно — немецкая пресса говорила о «причинении телесных повреждений». В то время как Генеральный прокурор Пшонка объяснил, что по заключению медиков эти синяки возникли не во время транспортировки из тюрьмы в Железнодорожную больницу (о чем он, так или иначе, определенно имеет право заявлять), как сообщается в берлинской газете «Tagesspiegel» от 25 апреля 2012 года: «В пятницу Тимошенко вопреки ее воле была доставлена в больницу. Около 21 часа в камеру зашли трое мужчин, накинули на нее простыню и с применением «грубой силы» стащили ее с кровати, как сообщила Тимошенко в письменном заявлении. Она защищалась, как могла, вследствие чего получила «сильный удар в живот». Ее руки и ноги были связаны, затем ее прямо в простыне вытащили на улицу. «Я думала, это последние минуты моей жизни»,— объяснила она. Из-за «ужасной боли» она потеряла сознание и пришла в себя только в больнице».

Неужели все так и было, но ведь с Юлией Тимошенко, пребывающей под международным наблюдением, носятся как курица с яйцом?

Какую улицу она вообще имела в виду? Улицу перед тюрьмой? Я сам шел по ней пешком, и тут несколько сотен метров? И все это в простыне? На ней бы определенно было больше чем два синяка. При знании местности и обстоятельств такой рассказ выглядит наглой ложью и небылицей. Но в него поверили безоговорочно, как охотно верят всем непроверенным фактам из PR-отдела Тимошенко, потому как это соответствует предубеждениям и ожиданиям. Госпожа фон Крамон не была исключением.

В целом врачи очень старались все оправдать, но, одновременно, они с большой неохотой говорили о фактическом положении дел в больнице, о политической обстановке в Украине, манипуляции с историями болезней и т. д. Можно также исходить из того, что такие разговоры также записываются в кабинете руководства.

Отсюда я читаю: автор предполагает, что все (или большинство из них) беседы, которые она провела, были записаны, т. е. прослушаны. Почему она делает такой вывод? Потому что верит или потому что знает? Как представитель немецкого парламента, она должна быть осторожной с такими подозрениями: они могли быть восприняты с политической точки зрения.

Также она считает, что Афанасьев и компания скрыли от нее «фактические отношения в больнице» — что такое, по ее мнению, «фактические отношения»? Может, она знает больше, чем видит? Может, она считает себя умнее других и думает, что все знает?

И почему Афанасьев должен был захотеть провести с ней беседу о «политической обстановке в Украине»? Потому что она — депутат немецкого Бундестага? На этот вопрос мне также ответил Афанасьев: он несет ответственность за здоровье своих пациентов, а не за политику, он говорил только о том, в чем действительно разбирается.

Вероятно, было бы полезно, если бы немецкие политики поступили таким же образом.

И наконец: что имеется в виду под понятием «великое множество сфабрикованных медицинских документов», о существовании которых говорит «зеленый» депутат Бундестага. Из какого источника почерпнула она свои предполагаемые знания? Держала ли она когда-либо такой документ в руках, в Украине или в Германии? Ну, допустим, там и имелась «сфабрикованная медицинская документация»: почему же Афанасьев должен был говорить об этом именно с ней? Все же госпожа фон Крамон приехала из-за Тимошенко, а не для того, чтобы листать больничные карты других людей. Она отмечает гневно: «Мне даже не дали никакой возможности подняться на девятый этаж, чтобы хотя бы одним глазком посмотреть на ее камеру».

Да мы что все, в зоопарке, что ли?

Михаил Афанасьев подбирает слова и говорит о найденном компромиссе. После того, как госпожа Тимошенко отказалась лечиться у украинских врачей, сначала прибыла международная комиссия, затем делегация из «Шарите». Они договорились о том, что за лечение будут отвечать немецкие врачи, т. е. они назначают методы лечения и определяют необходимую для лечения технику, однако перемещение осуществляют специалисты из Украины. Профессор Лутц Хармс из берлинской клиники «Шарите» также здесь побывал, все осмотрел и подтвердил, что клиника соответствует европейским стандартам. Разумеется, его оценка также касалась того факта, что он не имел права судить, действовала ли так же хорошо украинская команда врачей. И, наконец, он был в здании всего один час, говорит Афанасьев с едва заметной иронией.