Эдвард Сноуден. Личное дело - Эдвард Сноуден Страница 28

Окажись я в подобной ситуации с любой другой женщиной, я бы сымпровизировал, чтобы как-то выкрутиться. Но с Линдси все иначе. С Линдси это не имело значения. Она ехала по любимой дороге – у нее был любимый маршрут, – и мы разговаривали, пока не заехали в Гилфорд, где остановились на парковке у торгового центра Лорел-Молл. Мы просто сидели в машине и разговаривали.

Лучшего ничего не могло и быть! Разговор лицом к лицу не был простым продолжением наших телефонных звонков, электронных писем и чатов. Наше первое свидание было продолжением нашего первого контакта онлайн и началом разговора, который будет длиться столько, сколько мы захотим. Мы говорили о наших семьях – вернее о том, что от них осталось. Родители Линдси тоже были в разводе. Отец и мать у нее жили на расстоянии двадцати минут пути, и в детстве Линдси постоянно кочевала между их домами. Она жила «на чемоданах», все время переезжая. По понедельникам, средам и пятницам она ночевала в своей комнате в доме матери. По вторникам, четвергам и субботам она ночевала в своей комнате в доме отца. Драматизм воскресенья был в том, что она могла выбирать.

Она указала, что у меня плохой вкус, и раскритиковала мой выходной прикид: рубашка с воротником на пуговицах поверх майки-алкоголички и джинсов (прошу прощения!). Она сообщила мне о двух других парнях, с которыми также встречалась и о которых она уже упоминала онлайн. Даже Макиавелли не покраснел бы, слушая, как осторожно я стал подкапываться под них (и не прошу прощения!). Я тоже все ей рассказал про себя, включая тот факт, что мне нельзя будет говорить с ней о своей работе (к которой я даже еще не приступал). Получилось до смешного напыщенно, и она дала мне это понять, важно кивая и поддакивая.

Я сказал ей, как меня беспокоит предстоящее тестирование на полиграфе, требуемое для подтверждения моей благонадежности, и она предложила потренировать меня – как бы понарошку все отрепетировать. Сама ее жизненная философия была безупречным тренингом: скажи, чего ты хочешь; скажи, кто ты есть; никогда не стыдись. Если они тебя отвергнут, это их проблема. Мне никогда ни с кем не было так легко и никогда не хотелось, чтобы кто-то вот так покритиковал меня за мои недостатки. Я даже разрешил ей меня сфотографировать.

Ее голос звучал у меня в голове, когда я ехал в АНБ в комплекс с необычным названием Friendship Annex – «Дружеский филиал» – на заключительное интервью для получения допуска. Я оказался в комнате без окон, привязанный, как заложник, к простому офисному стулу. Вокруг груди и живота у меня были пневмографические трубки для измерения дыхания. На кончиках пальцев – зажимы, проверяющие электрическую активность кожи, а пневматическая манжета на руке измеряет частоту сердечных сокращений. Датчик на кресле фиксирует мелкие суетливые движения и перемену положения тела. Все эти приборы – привязанные, прицепленные, застегнутые и затянутые ремнями вокруг моего тела – были соединены с большой черной машиной, стоящей на столе прямо напротив меня: полиграфом.

По ту сторону стола, на более элегантном кресле, сидела полиграфолог. Она напомнила мне одну мою бывшую учительницу, и во время теста я большую часть времени потратил на то, чтобы вспомнить ее имя – и при этом все время старался не думать о нем. Она, то есть полиграфолог, начала задавать вопросы, причем первые были чепуховыми: правда ли, что мое имя Эдвард Сноуден? 21 июня 1983 года – день моего рождения? Дальше: совершал ли когда-нибудь я серьезное преступление? Играл ли когда-нибудь в азартные игры с крупными проигрышами? Имелись ли проблемы с алкоголем и нелегальными наркотиками? Был ли я агентом иностранного государства? Призывал ли я когда-нибудь к насильственному свержению правительства Соединенных Штатов? Допускались только бинарные ответы: «Да» и «Нет». Я много раз ответил «Нет» и все ждал вопросов, которые меня страшили. Вроде таких: «Вы когда-нибудь онлайн ставили под сомнение компетенцию и моральный облик медицинского персонала Форта-Беннинг?» Или: «Что вы искали в сетях Лос-Аламосской атомной лаборатории?» Но этих вопросов у меня никто не спросил. И, прежде чем до меня дошел этот факт, тестирование было окончено.

Я прошел его с блестящими результатами – «чист как стеклышко». Полагалось ответить на циклы вопросов по три раза, и все три раза я прошел успешно. А это значило, что я не только получил допуск TS/SCI, но и еще заслужил формулировку «тест на полиграфе в полном объеме» в личном деле – что является высочайшей степенью благонадежности в Соединенных Штатах.

У меня есть девушка, и я на вершине мира.

Мне исполнилось двадцать два года.