Махинаторы. Кого ждет Колыма? - Владимир Бушин Страница 27

По-моему, предложение дельное. Действительно, почему нам не использовать такого рода огромный «материнский капитал»? Ведь нередко, когда преступник захватывает заложников и грозит, если не выполнят его требований, уничтожить ни в чем не повинных людей, милиция срочно разыскивает родителей террориста, и те, взывая к совести и милосердию, вороша воспоминания о золотом детстве, пытаются урезонить его и отказаться от никчемных преобразований живых соотечественников в трупы. И нередко удается достичь благополучного исхода: возможный убийца отказывается от своего страшного замысла и добровольно сдается властям. Так почему же не попробовать этот способ и в отношении тех, кто захватил Кремль и сделал заложниками своих реформ весь народ? Надо! Больше того, надо было в свое время обратиться бы и к матери Гайдара, когда тот вдруг с бухты-барахты возглавил правительство и начал свои людоедские реформы: «Дорогая Ираида Павловна, что вытворяет ваш отпрыск! Пристыдите его, недотыку, напомните слова из сказки «Хозяйка медной горы» его деда, вашего отца Павла Бажова: «Что, мастер Данила, не выходит твоя чаша?» Ведь ничего не выходит у него: обещал малахитовую чашу с медом, а вышла чугунная — с ядом для России. Поспособствуйте во имя и этого деда и другого — Аркадия Петровича». Думаю, небезнадежно было бы воззвать и к матери Чубайса, когда он еще не был электрическим чайником, но уже — первым вице-премьером: «Глубокоуважаемая Раиса Хаимовна, ваш пострел совершенно житья не дает русскому народу. Приструнили бы вы его, голубушка, ведь просто оборзел до последней степени, заявляет, что готов уморить 30 миллионов во имя своих реформ и уже много в этом преуспел. Напомните ему, что отец его Борис Моисеевич был членом партии с 1939 года (партбилет№ 3 397 566) и полковником Красной Армии, коммунистом, политработником» и т. д. И к матери премьера Фрадкова надо бы:

«Любезная Берта Ивановна, с чего ваш сыночек-то таким уродился — не в городе Богдан, не в селе Селифан. Ведь словечка громкого молвить не смеет. Пожалуйста, взбодрите его хоть ненадолго. А то — уберут с поста, никто и не вспомнит о нем и будут спрашивать друг друга: «Да был ли Фрадков-то? Может, Фрадкова-то и не было?» и т. д.

* * *

Да, все это хорошо бы. Может, и вняли бы кремлевские сыночки проникновенному материнскому слову. Но, дорогая товарищ Анисимова, во-первых, а живы ли эти матушки? Ну, мать Гайдара, моя соседка по даче, слава Богу, жива, но, увы, по известной причине взывать к ней уже бесполезно. Мать Электрического Чайника родилась в 1918 году, и тут надежд на диалог маловато. Да и остальных властителей взять: одному уже под пятьдесят, другому — под шестьдесят, третьему — под семьдесят. А если у кого родители и живы, то еще вопрос, позволяют ли им их средства выписывать газеты, в которых вы предполагаете обратиться к ним, читают ли они эти газеты? Ни то, ни другое неизвестно. Вон даже сам президент только в интернете недавно открыл и скачал «Мертвые души» Гоголя и знает теперь, что есть маниловщина, которой пристыдил на днях губернаторов, проявивших нерадивость в борьбе с пожарами. Правда, тут больше подошла бы обломовщина, но Гончарова президент еще не скачал. Это он оставил на второй срок.

Ему, как сыну секретаря райкома, наверняка памятны слова Ленина о том, что коммунистом можно стать только тогда, когда обогатишь свою память знанием всех богатств, что выработало человечество. И он понимает, что это в еще большей степени относится к президенту великой державы. Нельзя же все сразу… Вот он еще раскумекает, что такое хлестаковщина, смердяковщина, сванидзевщина, а уж потом…

Это, говорю, во-первых, а, во-вторых, могу признаться, что я лично и по почте на кремлевский адрес, и через газеты не раз обращался не только к самим нашим державным дуумвирам, но и к их женам, к «ночным кукушкам», как говорится, которые, по народной вере, всегда могут перекуковать «кукушку дневную», — такую, допустим, как тот же Чубайс-Чайник или Радзинский, Грызлов или Млечин, Миронов или Веллер. И каков результат? Я, допустим, писал супруге президента и указал на конверте — «Лично». А ответ получил от неведомого мне тов. В. Шуверова, какого-то советника из Управления президента. 2 июня сего года он отписал мне: «Ваше обращение на имя С.В. Медведевой рассмотрено. В соответствии с ч. 3 ст. 11 Федерального закона «О порядке рассмотрения обращений граждан» обращения, содержащие некорректные и оскорбительные выражения, при рассмотрении в государственных органах оставляются без ответов по существу поставленных вопросов».

О, как много тут смыслов! Видимо, об этом законе я и читал в «Литературке» и, признаться, не очень верил, что такой закон есть. Но, оказывается, есть грызловский закончик. И по нему, действительно, даже для самых высших государственных органов, главное — тон обращения, а не существо дела. Тон должен быть куртуазный. И если кто напишет правителю на манер пушкинского Золотого петушка: «Царствуй, лежа на боку!.. Чуть не всю Россию от Иркутской области до Рязани пожар охватил, а ты о безвизовом режиме с великой Данией хлопочешь, орденочки новые придумываешь, как вешать их решаешь, поздравляешь футболистов, победивших могучую Андорру (40 тыс. населения, территория — два футбольных поля), полицаев, как бульдогов, завести хочешь…

Проснись, лежебока маниловский!» — такой вопль останется без внимания, ответ может прийти только от тов. Шуверова или г-на Изуверова.

Но дело не только в этом. А еще и в том, что ведь обращался-то я не в орган государственной власти, а лично к тов. Медведевой, никаких постов не занимающей, и на кремлевский адрес только потому, что не знаю домашний. К тому же мое письмо было лишь ответом на письмо ее высокопоставленного супруга, поздравившего меня как фронтовика с 65-й годовщиной Победы. Как можно не ответить на поздравление! Для нас, коммунистов, это немыслимо. А супруге — из понятного соображения, что сам президент очень занят, он то на Кубе, то в Финляндии, то в Бразилии, то в Тьмутаракани… Где тут письма читать? Супруга же, говорю, никаких государственных постов не занимает, у нее время есть, да и писем ей наверняка гораздо меньше. Ну, может, и прочитает, может, и передаст мое словцо благодарности высокопоставленному супругу.

А главное, в моем письме, разумеется, не было и не могло быть по отношению к адресату ничего оскорбительного. Ну как можно… Мы, коммунисты… Наоборот! Письмо начиналось с обращения «Дорогая Светлана!» И тут же я еще и поздравлял ее с премией имени Кирилла и Мефодия. Кто, кроме Радзинского и Сванидзе, еще поздравил? А дальше — я советовал внимательней беречь супруга, ограждать его от дурного влияния. Да еще писал, что хочу подарить ей мою книгу о Солженицыне и сборник стихов разных лет самого широкого диапазона — и политических, и сатирических, и эротических. Какие же тут оскорбления? Где они? А мерзавцами по ходу письма я называл Горбачева, Ельцина и Собчака. Но ведь никто из них не брат и даже не сват уважаемой Светланы Владимировны…

* * *

А вот еще ответ от 20 мая с. г.: «Ваше обращение на имя С.В. Медведевой рассмотрено. Информация принята к сведению. Советник Е. Зыбкин».

Товарищ Зыбкин, мы давно вылезли из зыбки и знаем цену каждого слова вашего зыбкого ответа. Но ведь до адресата письмо опять не дошло. Это хуже, чем перлюстрация, при которой письмо лишь читают или копируют, но адресат его все же получает. Понятно, что всегда и везде перлюстрировались письма разных смутьянов, тем более в смутную пору, когда режимы сотрясали революции. Так, 7 июня 1849 года Маркс писал Энгельсу из Парижа в Кайзерслаутерн (Пфальц), где тот как раз в те дни и орудовал не оружием критики, а критикой оружием: «Прежде всего ты должен мне ответить, пришло ли это письмо неповрежденным. Я полагаю, что письма опять любовно вскрываются». И сколько таких меток в их переписке за десятки лет! Но все-таки письма-то доходили до адресатов!