Самодержавие и либерализм: эпоха Николая I и Луи-Филиппа Орлеанского - Наталия Таньшина Страница 27

Что касается историографии, то рост интереса к деятельности Поццо ди Борго наблюдался в конце XIX в. как во Франции, так и в России. Во многом это было связано с русско-французским сближением и русско-французским союзом. Во Франции в 1890 г. появилась классическая работа А. Маджиоло ^[195]. В России были опубликованы статьи Л.З. Слонимского и С.М. Соловьева ^[196]. Очередная волна интереса к Поццо ди Борго случилась в 1968 г., когда отмечался 200-летний юбилей со дня рождения Наполеона. В это время появилось несколько двойных портретов (например, книга канадского ученого МакЭрлана ^[197]).

Сейчас наблюдается новый всплеск интереса к проблемам дипломатической истории рубежа XVIII–XIX вв. Важным событием стал выход в свет работы известного французского историка и писателя Мишеля Верже-Франчески ^[198]. Характерно, что это уже не двойной портрет, а портрет Поццо ди Борго, выписанный с большой тщательностью, полная биография дипломата с обширными цитатами из документов. Хотя в названии работы присутствует имя Наполеона, это скорее маркетинговый ход: читателя привлекает упоминание об императоре.

В современной России имя Поццо ди Борго известно разве что узкому кругу специалистов. Книг о нем нет. В 2013 г. на русский язык была переведена работа бельгийского историка Ивона Туссэна «Поццо ди Борго: другой корсиканец», написанная в форме псевдо-мемуаров Поццо ди Борго. Опять-таки его имя фигурирует в связке с именем Наполеона, о чем говорит подзаголовок книги: «Человек, который ненавидел Наполеона».

На мой взгляд, имя Поццо ди Борго забыто незаслуженно: он очень много сделал и для России, и для Европы, и для русско-французских отношений. И уже не так важно, двигала ли им «корсиканская ненависть», как говорил князь Талейран. Его действия и идеи, даже если их движущей силой была ненависть к Наполеону, были не разрушительны, а созидательны.

В большинстве работ деятельность Поццо ди Борго оценивается в контексте противостояния с Наполеоном и ограничивается периодом окончания Наполеоновских войн. Однако его дипломатическая служба в последующие годы была, может быть, менее авантюрной и романтической, но не менее плодотворной и конструктивной. Поццо ди Борго стоял у истоков новой системы международных отношений. Венская система и «европейский концерт» в том виде, в котором они сформировались в 1814–1815 гг., в определенной степени являются заслугой графа Поццо ди Борго.

* * *

Шарль-Андре родился 8 марта 1764 г. на Корсике в деревне Алата, недалеко от Аяччо. Он происходил из знатного аристократического рода, одного из древнейших на острове, принимал самое непосредственное участие в борьбе своей родины за независимость, был ближайшим помощником Паскаля Паоли ^[199], и именно на почве борьбы за независимость семьи Поццо ди Борго и Буонапарте разошлись. После того как по Компьенскому договору 1768 г. Корсика перешла к Франции и здесь появился 30-тысячный французский гарнизон, Шарль Буонапарте, отец будущего императора, стал убежденным сторонником французов и другом губернатора Марбефа, семья же Поццо ди Борго заняла более осторожную позицию по отношению к французским властям; ее доходы позволяли ей быть более независимой. Революция окончательно развела бывших друзей: Поццо ди Борго опасался ее крайностей и занял умеренную и осторожную позицию, симпатизируя конституционным роялистам; своим политическим учителем и другом он считал графа Мирабо; Буонапарте открыто примкнули к якобинцам и стали выступать против Поццо ди Борго и Паоли, обвиняя их в неприязни к республике. Отправленные из Парижа на Корсику комиссары Конвента, пытавшиеся сместить Паоли и Поццо, встретили мощный отпор. Когда же республиканский клуб Тулона обвинил Паоли в предательстве и вызвал его с Поццо ди Борго на судебное заседание, стало ясно, что дорога к примирению закрыта. Паоли обратился за поддержкой к старинному общественному собранию острова – консульте, где председательствовал Поццо ди Борго. Две семьи – Буонапарте из Аяччо и Арена из Изола Росса – были объявлены изменниками. Паоли даже назначил цену за головы мужчин из рода Буонапарте. Началась охота, политическая борьба окрасилась цветом вендетты. Мать Наполеона бежала из города с детьми и нашла приют у горных пастухов. Сам он был арестован людьми Поццо ди Борго, едва не погиб, но сумел бежать.

Самому Поццо ди Борго также не долго было суждено оставаться на родине. Спасаясь от французского возмездия, корсиканские вожди поспешили передать свое маленькое государство под протекторат Великобритании. Как отмечала мадам А. де Буань, хозяйка влиятельного парижского салона, обосновывая такой поворот в действиях Шарля-Андре, «в это время речь шла не об английской или французской партии в сердце Поццо, но только о том, чтобы не служить Бонапарту. На смену близкой юношеской связи пришла основанная на амбициях ненависть. Они думали тогда только о том, чтобы господствовать на острове, и они открыли для себя, что могут добиться успеха, только победив один другого» ^[200].

Однако надежда на могущество Англии оказалась иллюзорной. Спустя три года небольшая экспедиция французского генерала Джентили за несколько дней захватила остров. Поццо ди Борго был прямо назван французскими властями в числе лиц, на которых не должна распространяться амнистия; вместе с вице-королем Корсики Ж. Эллиотом он был вынужден бежать в Англию. В июле 1797 г. ему была пожалована ежегодная пенсия от английского правительства в размере 400 ливров.

Для Поццо ди Борго началась жизнь политического изгнанника и вольного дипломата; он стал одним из представителей «бродячей дипломатии» антинаполеоновских коалиций, считая своим долгом служить делу восстановления во Франции династии Бурбонов.

Еще в годы революции проявились способности Поццо к дипломатии; этому способствовали его уравновешенность, аналитический склад ума, уверенность в суждениях; в Законодательном собрании он был членом дипломатического комитета. Обаятельный, красивый и изящный молодой человек, блистающий остроумием и одновременно сохраняющий «аристократическую отстраненность», быстро стал заметной фигурой в высшем европейском обществе. Он был аристократом в душе, салонным политиком по призванию, остроумным и разговорчивым в обществе; его тянуло в сферу придворного блеска и влияния, хотя его материальные средства не всегда соответствовали его утонченным вкусам.