Аферистка. Дело Тимошенко - Франк Шуман Страница 26

Я спрашиваю, куда он так гонит, но ведь в больнице меня еще ожидает главврач. Михаил Афанасьев не назначил время встречи, поэтому я могу заехать к нему в середине дня, он как раз был бы на месте и никуда бы не торопился, а значит, смог бы уделить мне время.

Очень может быть, говорит водитель и круто заходит в следующий поворот. Я знаю, что в его багажнике четыре сумки для Тимошенко, которые он должен доставить как можно скорее.

Кто передал их ему?

Он пожимает плечами.

Я все понимаю. Конечно, он мне не скажет, что в них.

«Конечно».

Это значит: естественно, нет.

Часто ли он доставляет личные передачи для Тимошенко из тюрьмы в больницу?

«Да»,— говорит он и многозначительно ухмыляется.

Я решаюсь на последний удар и спрашиваю, могу ли я, по крайней мере, сфотографировать сумки.

«Нет».

Он точно постарается. Как только я войду в здание госпиталя, перед которым он остановился, он откроет багажник. И никто не скажет, будто курьер был некорректен.

Грохот стихает, автомобиль внезапно начинает гудеть, хотя и недолго, по ровной бетонной трассе. Немецкое качество, говорит он и вытягивает вверх большой палец. Эту улицу строили военнопленные.

Да такого не может быть, думаю я, но помалкиваю.

На обратном пути к вокзалу меня сопровождает Оксана Кошлиц, она тоже принимала участие в разговоре с Афанасьевым в госпитале. Для меня было немного неожиданно, что она прогуливалась в приемной главврача в легкой летней одежде. Возможно, я прослушал, что психолог женской тюрьмы также хочет сопровождать меня в клинике. Она слушала наш диалог, сидя на стуле у окна. При этом от меня не ускользнуло, как она отреагировала на мое замечание. Ссылаясь на напряженные отношения Германии и Украины, я сказал: пока стоит фонтан, сооруженный в 1947 году в память о жертвах фашистской оккупации в Парке Победы, немецкие врачи обязаны проявлять сдержанность при назначении предписаний. Уже в машине она неожиданно начала рассказывать о своей бабушке, которая в тринадцатилетнем возрасте была отправлена как «остарбайтер» в Германию и работала там в крестьянской семье. Она могла бы мне и не говорить, где именно это было, потому как этой темой она заинтересовалась только после того, как бабушка умерла. Она знала лишь о том, что немецкая семья — то ли из чувства вины, то ли по доброте душевной — при возвращении домой дала девочке с собой несколько чемоданов с одеждой. В те времена ее семья переживала тяжелое послевоенное время на Украине, поэтому на черном рынке они обменяли германские вещи на продукты. Такой безрассудной может быть иногда история…

«Коля,— зовет водитель и склоняется надо мной, после того, как попросил меня опустить стекло на переднем сиденье.— Коля!»

Он обращался к мужчине, сидящем за рулем автофургона, который едет рядом с нами. Мы хаотично входим в круговое движение, а мой таксист просит водителя соседней машины пропустить нас, то есть его «Волгу», чтобы он смог заехать в следующий заезд. Грузовик любезно пропускает нас, мы проскальзываем и выезжаем из гудящей, дымящейся, дурно пахнущей спирали.

Он что, знаком с водителем?

«С чего ты взял?»

«Ты же обратился к нему по имени».

Он настораживается, потом смеется. В Харькове всех водителей называют «Коля».

Наш путь лежит на север, где в лесу спряталась больница, мимо старых и новых заводов. Это бывшая фабрика ФЭД по производству фотоаппаратуры, говорит «Коля» и показывает направо, где по ту сторону трамвайных путей тянется ряд кирпичных построек. ФЭД — это аббревиатура от Трудкоммуна имени Ф. Э. Дзержинского, так называлась основанная Макаренко в 1927 году трудовая коммуна для сирот, названная в честь умершего годом ранее основателя ЧК. Здесь производили знаменитую «Лейку», причем, в значительно больших количествах, чем когда-либо выпустило германское предприятие «Лейтц» в Вецларе. В 1939 году, за год до начала войны, здесь, в Харькове, отмечали юбилей — выпуск стотысячного фотоаппарата ФЭД. После войны производство продолжилось, развивались также и собственные модели, например, стереоскопические фотоаппараты. Сегодня хорошо продаются модели ФЭД 5В и 5С, украинский вариант старой «Лейки». «Ретро» и «Ностальгия», очевидно, планируют занять значительную нишу на мировом рынке цифровых камер.

Наконец «Волга» поворачивает на улицу Балакирева, поднимается пыль, и теперь вокруг действительно дико и по-русски. Медицинский комплекс находится на Павловом Поле на краю города, одно из зданий комплекса служит центральной больницей для украинских железнодорожников. Девятиэтажный панельный дом окружает металлический забор с тонкими шпилями высотой два метра. Слева от въезда развеваются знамена и транспаранты, в тени дерева сидит с полдесятка женщин, одетых в очень необычные для их преклонных лет одеяния. На них белые футболки с ярким портретом Тимошенко и надписью: «Свободу Юле».

Эти футболки, кажется, теперь в моде, потому что мы видели их и в Киеве, и в других местах. Очевидно, ими снабдили целые армии пенсионеров и бездомных. Позже главврач скажет мне, что в мае протестующие за деньги осадили проходы и коридоры здания, что вынудило его вызвать милицию. При таких обстоятельствах нормальное функционирование клиники было бы невозможно.

Показной домашний арест, естественно, был интерпретирован как политическая хитрость, из-за чего несколько депутатов из партии Тимошенко оккупировали коридоры и заявили о своем протесте в прессу. Фотографии можно посмотреть на сайте (http://byut.com.ua/ photo/list/759.html).

Мы спокойно проезжаем сквозь широко открытые ворота, женщина в форме только слегка приподнимается со стульчика, стоящего в тени. Она знает «Колю», поэтому спокойно садится снова.

Эти люди протестуют перед больницей уже давно

«Волга» останавливается перед зданием. Я выхожу и выражаю благодарность. Он бы меня подождал, говорит «Коля», если бы передал свои вещи. Он щурится на меня, как бы говоря: парень, без глупостей, я за тобой приглядываю.

Неподалеку сидят несколько пациентов и посетителей. Они общаются, курят или говорят по телефону. Через застекленный фасадный вход непрерывно то выходят, то заходят люди, и я себя спрашиваю, как же принимают здесь больных со «скорой», ведь этот вход не подходит для быстрых действий. Вероятно, с другой стороны здания имеется соответствующий подъезд, который отсюда не виден.

Действительно, панельное здание не производит хорошего впечатления. Время заметно потрепало его. На последнем этаже пять окон обнесены решеткой, остальные окна без решеток, и я сразу догадываюсь, кто же там поселился. Здесь прутья смотрятся еще более нелепо, чем в женской тюрьме: неужели они действительно верят, будто бы Тимошенко выпрыгнет из окна на девятом этаже или кто-то снаружи крикнет с пожарной лестницы «Здравствуйте!»? Причем я очень сомневаюсь, что вообще существуют такие длинные лестницы. Но, вероятно, пациентке следует просто показать, что она действительно находится за решеткой.