Дожать Россию! Как осуществлялась Доктрина - Райнхард Гелен Страница 26

* * *

9 ноября 1953 года пропагандистская кампания Вольвебера против нашей организации достигла апогея. На пресс-конференции в Восточном Берлине представили некоего Ганса Иоахима Гайера, работавшего на нас в советской зоне с 1952 года. В действительности Гайер в начале 1953 года по соображениям безопасности был освобожден от своей должности в организации и переведен в качестве рядового сотрудника в Западный Берлин в одно из частных бюро, прикрывавшее пункт связи. Назначение сделали вопреки моему запрету на дальнейшее использование в нашей службе сотрудников, возвратившихся из советской зоны. Только после его бегства в Восточный Берлин, которое организовало ведомство Вольвебера в конце октября, установили, что Гайер еще до назначения в Западный Берлин, а может быть, и до начала работы на организацию был завербован противником, когда еще находился в советской зоне. На пресс-конференции, разыгранной как хорошо отрепетированное театральное действо, Гайер, лживо представившийся «заместителем руководителя филиала геленовской организации в Западном Берлине», зачитал подсунутое ему заявление. Из него следовало, что он, повинуясь голосу совести, переменил фронты и передал своим восточно-берлинским хозяевам оригинальные документы и личные дела агентов, с которыми был связан.

Восстание 17 июня 1953 года в Берлине

За предательством Гайера последовала волна новых арестов в советской зоне. Позднее было доказано, что большая часть арестованных в ходе этой операции не имела ничего общего ни с нашей организацией, ни с какой-либо другой западной разведывательной службой. Они просто не пользовались доверием восточногерманских властей, и этого было достаточно, чтобы заключить их под стражу в ходе проводившейся репрессивной акции. Опубликованная фантастическая цифра – несколько сот арестованных шпионов – позволяла любому здравомыслящему человеку сделать вывод, что это – лживый пропагандистский маневр. А для специалиста эти данные свидетельствовали о том, что дело здесь идет о грубой фальсификации, так как Гайер в действительности мог знать лишь небольшую часть из непомерно раздутой «армии агентов». Находясь в небольшом бюро – их у нас было несколько десятков, – он был связан по работе не более чем с 8 – 10 сотрудниками и агентами нашей службы на территории советской зоны. В результате немедленно принятых мер организации, говоря военным языком, удалось локализовать прорыв противника в указанном секторе. Служба сохранила в советской зоне свою агентурную сеть и продолжала активно действовать, ибо фактические потери составили всего несколько человек.

Вряд ли нужно много распространяться о том, что я и мои ближайшие сотрудники приняли энергичные меры, чтобы в дальнейшем обезопасить себя от таких предательств, какое совершил Гайер. Скажу лишь о том, что мне пришлось ужесточить требования, чтобы в случае провалов, неизбежных при большом числе задействованных сотрудников и агентов, исключить распространение их последствий на другие подразделения. Наряду с этим были спешно проведены профилактические мероприятия, чтобы оперативный персонал нашей службы не пострадал от акций ведомства Вольвебера.

* * *

Несмотря на провалы – они, повторяю, неизбежны, – наша деятельность по сбору разведывательной информации значительно усилилась. Вот тогда-то Вольвебер нанес нам второй удар. В ночь с 13-го на 14 ноября 1953 года руководитель еще одного оперативного подразделения, занимавшегося налаживанием связи между агентурой и нашей штаб-квартирой, майор в отставке Вернер Хаазе подвергся нападению группы сотрудников госбезопасности ГДР. Его скрутили на территории Западного Берлина недалеко от секторальной границы и насильственно увезли в восточную часть города. Однако, в отличие от предателя Гайера, слабовольного человека, который сразу пошел на сотрудничество с противником, Хаазе держался стойко. А ему было что рассказать. Незадолго до похищения он получил задание обследовать водный канал, по которому шла граница между западным и восточным сектором города, чтобы определить возможность прокладки по его дну телефонного кабеля. Если бы это удалось, то мы установили бы надежную, а главное – оперативную связь с нашими агентами в Восточном Берлине. Необходимость в ставшей очень опасной курьерской связи тогда практически отпала бы.

Хаазе горячо взялся за дело и провел подготовительную работу. Мы специально предупредили его: нельзя проводить рискованную операцию по прокладке кабеля без нашего разрешения. Но майор так увлекся, что решил пренебречь нашим указанием, хотя знал о предательстве Гайера и о дополнительно принятых мерах безопасности после провала. Под покровом темноты Хаазе решился на свой собственный страх и риск проложить кабель и без нашего разрешения. Майор был уверен в том, что дело у него выгорит, а там – победителей не судят. Так вот: он перебросил телефонный кабель через канал с помощью игрушечного кораблика. Ему помогал наш агент из Восточного Берлина, который, как это выяснилось позднее, некоторое время тому назад явился с повинной в ведомство Вольвебера и, получив амнистию, был перевербован. Он-то и выдал нашего не в меру честолюбивого сотрудника.

На показательном судебном процессе 21 декабря 1953 года Хаазе приговорили к пожизненному заключению. На следствии и в суде его вынудили дать кое-какие признательные показания. Однако он ухитрился сформулировать их так, что противник по многим эпизодам был введен в заблуждение. После больших усилий нам удалось обменять Хаазе в начале 1957 года на провалившегося в ФРГ агента противника…

В конце ноября 1953 года восточногерманская печать и радиостанция «Дойчландзендер» опубликовали «протокол допроса» якобы недавно арестованного «геленовского агента» Вольфганга Хеэра. Он действительно работал на организацию в Западном Берлине, но исчез при таинственных обстоятельствах еще в феврале 1953 года. Мы считали, что его похитили сотрудники восточнозональной службы госбезопасности. По этой версии, кто-то из контактов Хеэра пригласил его в один из солидных западноберлинских ресторанов, подсыпал в подходящий момент изрядную дозу снотворного в его бокал, а затем увез «подвыпившего» в бессознательном состоянии. Эту версию нам подбросили, чтобы ввести в заблуждение. И она выглядела вполне правдоподобной: во многих случаях наши противники действовали именно таким образом. Например, советской секретной службе при содействии ведомства Вольвебера в апреле 1954 года удалось вывезти из Западного Берлина завернутого в ковер одного из руководителей русской эмигрантской организации НТС доктора Александра Трухновича.

Нам удалось в конце концов установить, что Хеэра никто не похищал. Его вызвали в Восточный Берлин настоящие хозяева из ведомства государственной безопасности и оставили там. Дело в том, что он был не только нашим агентом, но и секретным сотрудником Вольвебера и служил больше последнему, чем нам. Случай не такой уж редкий в разведке. Восточноберлинские хозяева посчитали, что над их агентом-двойником нависла угроза разоблачения. Вот они и вывели его из игры. Вместе с тем наши противники решили выжать из Хеэра все, что можно. Так родилась задумка использовать агента-двойника в качестве «главного свидетеля» против нашей службы. Девять месяцев Хеэр выступал с «разоблачениями», но они вызвали недоверие не только в правящих кругах ФРГ и стран Запада, но и у общественности свободного мира. Почему? Да потому, что показания мнимого перебежчика были состряпаны грубо и неправдоподобно. Помощники Вольвебера допустили много просчетов.