Збиг. Стратегия и политика Збигнева Бжезинского - Чарльз Гати Страница 24

Стоит отдельно упомянуть один небольшой вывод книги «Между двух эпох». Предположение Бжезинского о том, что озабоченность русских по поводу сохранения контроля над другими национальностями Советского Союза помешает демократизации, кажется поразительным предсказанием взглядов, выраженных в конце 1970-х и 1980-х годах Джерри Хафом, который неоднократно заявлял, что «многонациональный характер Советского Союза» будет препятствовать «эволюции к конституционной демократии» в СССР. В опубликованном в 1979 году учебнике Хаф утверждал, что советское руководство неизбежно опасается, что широкая либерализация пробудит сепаратистские настроения в нерусских республиках, а эти настроения, в свою очередь, вызовут националистическую реакцию среди русских. Одна лишь угроза такого сценария, по мнению Хафа, удерживала советских руководителей от мыслей о настоящей демократизации. «Даже если русский предпочитает демократизацию для себя, он должен понимать – пусть даже и подсознательно – что развитие в таком направлении вполне может привести к ухудшению места России в мире… Можно представить естественную реакцию русского на мысль о потере довольно больших частей страны» ^[113]. Такие рассуждения во многом совпадали с рассуждениями Бжезинского, высказанными десятилетием ранее. Возникновение массовых сепаратистских движений в некоторых советских республиках в конце 1980-х, после широкомасштабной политической либерализации при Горбачёве, подтвердило многие предположения Бжезинского, с одним важным исключением – он переоценил потенциальную обратную реакцию «великорусского большинства».

Тот факт, что в Литве, Латвии, Эстонии, Молдавии и Грузии возникли массовые сепаратистские движения, не обязательно означает, что Советский Союз не мог пережить настоящую демократизацию. Своевременные уступки, переговоры и компенсации со стороны Горбачёва могли бы изменить динамику в его пользу. Советское государство в результате оказалось бы несколько урезанным и потерявшим несколько небольших республик, но в целом бы сохранилось. Но вместо этого Горбачёв отказался предоставлять независимость каким бы то ни было республикам. Его нежелание смириться с потерей даже небольших территорий ограничивало его пространство для манёвров и, возможно, было проявлением тех чувств, о которых писал Бжезинский.

Во второй половине 1980-х годов, после четырёх лет на посту советника по национальной безопасности в администрации Картера и работы над блестящими мемуарами о том периоде, Бжезинский вернулся к издавна интересующему его анализу режимов советского типа. Его оценки советской политической системы 1980-х годов не только отражали важные события, происходившие в ту эпоху, но и служили развитием его идей конца 1960-х и начала 1970-х. Приход к власти Горбачёва и последующие за этим радикальные перемены послужили поводом к очередным размышлениям о внутренних изъянах ленинской системы.

Публикация книги «Большой провал» в 1989 году обозначила собой возвращение к темам, затронутым в другой эпохальной книге «Советский блок», опубликованной в 1960 году ^[114]. В своей ранней работе, остающейся классикой уже более полувека, Бжезинский прослеживал сдвиг от относительно монолитного Советского блока к более разнообразному и постоянно дробящемуся миру социалистических стран ^[115]. Он не только исследовал разрыв СССР с Югославией при Сталине (в переработанном издании 1967 года) и раскол СССР с Китаем и Албанией при Хрущёве, но и обозначил процесс «де-сателлизации» стран Восточной Европы, которые от почти полного подчинения в сталинскую эпоху начинали занимать более независимое положение и иногда даже предпочитать позицию, не соответствующую мнению СССР.

В то время, когда Бжезинский работал над «Большим провалом», вся конструкция Советского Союза и Советского блока переживала радикальные перемены. Явления, которые во время работы над «Советским блоком» казались невероятными, стали обыденными. Связи с Советским Союзом ещё не были полностью утрачены, как и не было полностью испытано терпение СССР в этом вопросе, но широкая политическая либерализация и даже демократизация в странах Восточной Европы и СССР позволили Бжезинскому рассуждать о неминуемом крахе марксизма-ленинизма. Книга, законченная в августе 1988 года, предсказывала, что «к следующему столетию неизбежный исторический упадок коммунизма сделает его практику и догму в целом несоответствующими условиям человеческого существования» и что «коммунизм будут, в основном, вспоминать как самое экстраординарное политическое и интеллектуальное отклонение» ^[116]. Одна из главных тем книги, развиваемая преимущественно в нескольких начальных главах и нескольких конечных главах (иногда даже с чрезмерными повторами, от которых следовало бы избавиться редактору), состоит в том, что «ключевая историческая трагедия коммунизма заключается в провале советской системы». Анализ Бжезинского по этому поводу отражает его более ранние исследования темы, начиная с 1960-х годов, и дополняется несколькими довольно проницательными суждениями о событиях, связанных с реформами Горбачёва и последующими за ними переменами. Бжезинский рассматривал причину упадка советского коммунизма в контексте его истории, показывая, как необычайная концентрация власти в руках беспощадных большевиков, особенно Сталина, породила политическую систему, издавна препятствовавшую любым искренним попыткам долговременной либерализации, не говоря уже о коренной реформации. «Таким образом, окончательный кризис современного коммунизма тем более впечатляет благодаря внезапности своего проявления», – писал он.

Оценивая перспективы Горбачёва, Бжезинский отталкивался от экономических и социальных аспектов кризиса, но более всего он обращал внимание на многонациональную природу Советского Союза – на факт, который подчёркивал начиная с 1960-х годов. Описывая «национальную проблему» как «ахиллесову пяту [горбачёвской] перестройки», Бжезинский утверждал, что длительное доминирование «великорусского большинства» неизбежно приведет к «растущим требованиям» равного отношения со стороны национальных республик, но «централизованный российский контроль настолько плотно врос в существующую структуру, что необходимые коррективы привели бы к широкомасштабным потрясениям». В этом, по мнению Бжезинского, и заключался «порочный круг», когда «отсутствие реформ порождает национальные волнения, но реформы могут ещё больше разжечь аппетит среди нерусских народностей с требованиями предоставить им больше власти». В частности, он ожидал, что «сепаратистские настроения» явно проявятся «среди балтийских народностей и советских мусульман, причём среди последних они будут подогреваться повышением активности ислама и неудачами советских войск в Афганистане». Откровенно сепаратистские движения действительно рано проявились в Прибалтике (они уже были заметны на тот момент, когда Бжезинский писал книгу), но его предсказание о том, что в первых рядах требующих независимости будут и советские мусульмане, оказалось неверным. Никаких ярких сепаратистских движений в центральноазиатских советских республиках никогда не наблюдалось, и они предпочитали оставаться в составе СССР до самого конца.