Черные лебеди России. Что несет нам новый цикл истории - Станислав Белковский Страница 22

Чтобы не провоцировать гнева специалистов НИУ ВШЭ и РАНХиГС, я даже не возьмусь за анализ экономических следствий предлагаемой реформы. Может, Пенсионный фонд удастся спасти от полного/окончательного банкротства. А может, с учетом постоянного роста удельного веса пенсионеров в РФ, и нет, никогда.

Но с точки зрения воздействия на национальную психологию, реформа, на мой взгляд, заслуживает самой решительной поддержки. Если ее удастся воплотить после думских выборов, когда на избирателя снова станет решительно наплевать, Россия, возможно, нежеланно и безотчетно, сделает правильный шаг в направлении национального государства европейского образца.

Будь моя воля, я поправил бы минфиновский вариант только в одном месте. Не 65 лет, а 67 (шестьдесят семь), и не постепенно, а одномоментно. Обоснования числа 67 коснемся чуть ниже.

Не буду вспоминать о том, что нынешний русский пенсионный возраст (60/55) учрежден в 1932 году И.В. Сталиным, колоссальным истребителем всех видов народонаселения. И о том, что наши псевдоквазипартнеры по Евразийскому союзу— Белоруссия и Казахстан — уже начали повышать пенсионный возраст (пока на 5 лет), и бурь людского возмущения не зафиксировано. Это все технические подробности на полях. А главное вот что.

1. Над русским сознанием довлеет телеологический принцип «Дожить до пенсии». Для миллионов россиян это и есть ответ на вопрос о смысле текущего трудового бытия.

Во многом это обусловлено нашей традиционной этикой труда. Регулярный систематический труд — горе и злосчастье нашего человека. Трудовой подвиг, воплощаемый в режиме аврала, — другое дело, но такая удача выпадает не каждому и не часто. Русская зарплата — это не справедливый гонорар за овеществленное в плодах труда жизненное время, помноженное на квалификацию, а компенсация за унижение, которое мы претерпеваем самим фактом пребывания на рабочем месте. И наступает день, когда государство смывает с нас «совестный деготь труда», назначив пенсионерами. В этот момент мы освобождаемся от гнета труда и становимся, наконец, относительно свободными людьми, которым не стыдно умереть. Дожить до пенсии — это обрести свободу перед лицом актуальных потомков и потенциальной смерти.

В игре «дожить до пенсии» пассивный участник— ты сам, активный же — государство, которое принуждает тебя трудиться, а потом извиняется ранним отпущением на все четыре стороны. Пенсию ты не заработал — она есть высший факт проявления государственного милосердия к тебе.

В рамках этой логики не ты создаешь национальное богатство, а государство, которое им с тобою делится. Пенсия — воплощенная русская мечта все-таки не работать и что-то, пусть символическое, за это от всеблагого государства получать.

Ясно, что при таком доминирующем типе восприятия труда и пенсии никакой институт налогоплательщика (он же ответственный гражданин, формирующий сам себе власть) невозможен. Возможен только государственный раб разной степени расхлябанности.

И совсем другое дело — если вдруг выяснится, что дожить до пенсии практически невозможно. Потому что 67 лет, а размер послетрудового подаяния обесценится инфляцией и временем до несерьезных величин.

Тогда получится, что россиянин трудится не ради досрочного побега из-под гнета труда, а ради себя и своего процветания. Ибо иного выхода нет.

И не государство будет кормить тебя в старости. А ты — всю жизнь кормишь государство и вправе от него чего-нибудь да и потребовать.

И старость свою обеспечиваешь ты сам.

Вот так и рождается, пусть постепенно, нация, а из нее— национальное государство.

2. Пенсионный возраст в России — это психологический порог старости. Типа вышел на пенсию — стал(а) стариком (старухой).

Объявлять стариками людей 55–60 лет, то есть по современным меркам вполне еще репродуктивного возраста, — нонсенс. Самоощущение же старости порождает представления о безнадежности дальнейшего пути и бессмысленности жизненного планирования. Безволие и пессимизм многих наших поколений отчасти вытекают из варварски заниженного пенсионного возраста.

И 67 (предлагаемые скорее мною, чем Минфином) — это не бог весть какой преклонный возраст. Особенно с учетом глобальной тенденции на увеличение продолжительности жизни, которая воленс-ноленс затронет и полуевропейскую Россию. Лучше было бы, скажем, 72. Но такой одномоментный шаг был бы уже перебором с точки зрения ядерного воздействия на русский коллективный мозг. Давайте сначала сделаем 67, а потом, через одно поколение власти, уже 72.

3. Отчего 67 лучше, чем 65?

Оттого, что не круглое число.

Строго говоря, круглым считается то, что делится без остатка на основание системы счисления, то есть в нашем случае на 10. Но наше национальное сознание, когда оно не увлекается математикой, приписывает свойство кругло-сти также и всему, что делится на пять. Из этого допущения мы и исходим.

Всякое круглое число как базовый параметр какого бы то ни было процесса дает стойкое ощущение неподлинности. Ну, дескать, высосали из пальца и взяли с потолка.

Совсем иное дело — не круглое. Оно-то уж точно старательно просчитано секретными лабораториями НИУ ВШЭ и подземными факультетами РАНХиГС. Проверено транснациональными экспериментами на Большом адронном коллайдере. Дано Моисею на Синае, Иоанну Богослову — на Патмосе, Сергею Ролдугину — на развалинах Пальмиры.

Сакральный смысл может быть присущ только не круглому числу, не порождаемому банальным человеческим разумом.

Еще одно фундаментальное преимущество шестидесяти семи: оно на два больше, чем шестьдесят пять. Не 72, конечно, но все-таки уже ничего.

4. Введение единого пенсионного возраста для мужчин и женщин России станет мощной мерою по учреждению реального гендерного равноправия. И ликвидации несколько абсурдной, исторически сложившейся системы фиктивного патриархата: когда формальная власть — на уровне ритуала — принадлежит мужчинам, а фактическая обязанность (не право, а именно обязанность!) принимать решения и вытекающая отсюда ответственность — женщинам.

Пенсионную скидку по возрасту я бы предоставил разве что представителям ЛГБТ. Они вполне могут быть приравнены к работникам особо вредных производств, ведь они столько лет подвергались (и подвергаются зачастую пуще прежнего) у нас страшному психологическому давлению, общественному остракизму и даже прямым уголовным гонениям. Скажем, 64 года для ЛГБТ — оптимальный вариант. Он, кроме всего прочего, качественно повысит число открытых РФ-носителей разных сексуальных ориентаций и премного поспособствует расцвету толерантности.

Не следует бояться непонимания основ пенсионной реформы в народе. Надо пользоваться разными подручными средствами, например социологией, которая окончательно доказала свою способность обосновывать любые правительственные решения, в том числе невозможные и взаимоисключающие. Вот если провести опрос с такой формулировкой:

Чего бы вы больше хотели к 67 годам:

а) умереть;