Свобода слуг - Маурицио Вироли Страница 22

После поражения, однако, возобладало убеждение, что правительство Берлускони будет правым, таким же, как многие другие из сменяющих друг друга правительств. Перед лицом нового правительства, подчеркивает Велтрони, необходимо действовать в качестве оппозиции правым: «ответственной, твердой и верной». «И как утверждал Дизраэли, – продолжает Велтрони, – уверенному в себе правительству требуется отличная оппозиция». В этих словах поражает не столько «ответственная, твердая и верная оппозиция», сколько убежденность в том, что новое правительство будет обычным правым правительством. Массимо Луиджи Сальвадори отмечает, что победа «Вперед, Италия!» – первый пример утверждения в Европе через выборы партии, образованной всего несколько месяцев назад, и добавляет, что Берлускони смог объединить сложный комплекс политических сил «под знаменем либерализма» [116].

Норберто Боббио хорошо разглядел политическое значение выхода Берлускони на итальянскую политическую арену, в частности в статье, написанной сразу после победы коалиции «Оливковая ветвь» под руководством Романо Проди 21 апреля 1996 г., когда можно было подумать, что Берлускони и «Вперед, Италия!» быстро исчезнут. Боббио в первую очередь настаивает на личном харизматическом, театральном, придворном характере власти Берлускони: «Но абсолютная и поразительная правда о “Вперед, Италия!” состоит в том, что это, так сказать, первая массовая персональная партия. Те, кто голосовали за “Вперед, Италия!”, выбрали не программу, они выбрали человека, этого, всегда элегантного, господина, который хорошо владеет искусством постоянно находиться в центре внимания при помощи своего красноречия, раскованной и приятной манеры двигаться и обращаться к своей публике, время от времени рассказывая анекдоты; всегда улыбается, уверен в себе, умеет ловко упрощать экономические концепции, делая их доступными для всех; превосходно умеет добиваться сочувствия, выставляя себя в качестве жертвы заговоров, предательств, невинной мишени злобных врагов и вероломных союзников. Вы, наверняка, заметили, как он в сопровождении своего гимна входил в большой зал, наполненный людьми, которые при его появлении встали и несколько минут кричали, нет, заклинали: “Сильвио! Сильвио!”» [117]

Власть Берлускони имеет для Боббио угрожающую авторитарную сторону, ловко замаскированную добродушными и успокаивающими манерами: «Одна из хорошо известных и задокументированных характеристик “авторитарной личности” – абсолютная уверенность в себе, в собственной способности решать самые трудные проблемы, не только свои, но и других людей. Его любимый девиз: “Дайте я это сделаю, я работаю за вас” И прежде всего он понял, что такого рода власть превращает граждан Республики в придворных: помните фотографию группы людей в белых спортивных костюмах, которые совершали оздоровительную утреннюю пробежку? Сильвио был во главе, остальные, его сотрудники, бежали за ним, задыхающиеся, но счастливые от того, что выполняют свой служебный долг. Помню остроту одного анонима, который увидев эту сцену, заметил: “Мне пришла идея / выражу ее шуткой: / раньше слуг одевали в ливреи / теперь в спортивные куртки”» [118]. По сравнению со слугами прошлого, можно добавить, сегодняшних слуг миллионы, это почти весь народ.

Осознание опасности, на которую указывали авторитетные голоса, однако, не перешло в убеждение, что власть Берлускони – смертельный удар по республиканской политической свободе. Если бы это понимали, оппозиция, возможно, была бы непреклонна. Вместо этого, за исключением некоторых заявлений, скорее напыщенных, чем твердых, преобладала и продолжает преобладать линия на умеренную оппозицию, готовую к встрече и диалогу, в особенности по вопросам институциональных реформ. Первым признаком желания избежать лобовых столкновений с правительством стало поведение представителей оппозиции в Комиссии по выборам в Палату депутатов, собранной для того, чтобы принять решение о том, что Берлускони не может избираться в соответствии с законом 1957 г., устанавливающим невозможность занятия должностей в правительстве любым лицом, являющимся руководителем общественных концессий особой экономической важности. Очевидно намерение законодателей избежать явного конфликта интересов. Комиссия, в которой большинство составлял правый центр, проголосовала против предложения, аргументировав это тем, что концессионером этих компаний является не Берлускони, а Конфалоньери. Еще больше, чем исход, удивляет тот факт, что даже депутаты от левых демократов голосуют против применения этого закона. Аналогичное поведение имело место в 1996 г., когда Комиссия, большинство в которой на этот раз составлял левый центр, единодушно отклоняет призывы признать, что Берлускони не имеет права избираться в парламент [119].

Массимо д’Алема в споре с Паоло Силосом Лабини заявил, что депутаты от левых демократов в 1994 г. голосовали в пользу запрета на избрание: «В июле 1994 г. Комиссия по выборам в Палату депутатов большинством голосов отвергла решение против избрания Сильвио Берлускони в депутаты. Депутаты моей партии (секретарем которой я стал за несколько дней до этого), конечно же, проголосовали против, как и другие парламентарии-прогрессисты. К большинству присоединились два депутата от Народной партии, которой тогда руководил достопочтенный Буттильоне». На это возражение Силос Лабини ответил, процитировав официальные документы – протоколы Комиссии по выборам в Палату депутатов от среды 20 июля 1994 г. (с. 3) и от вторника 17 октября 1996 г. (с. 10–12). Парламентские отчеты показывают ясно: когда у них была возможность применить закон против конфликта интересов, противники Берлускони решили этого не делать. У них на это, конечно, были все причины, но факт остается фактом: они предпочли гибкую позицию политике непримиримости. Благодаря их поведению Берлускони смог еще больше упрочить свою власть.

Однако еще более яркий пример желания найти компромисс с Берлускони – история Двухпалатной парламентской комиссии по государственной реформе, которая начала свою работу 5 февраля 1997 г. под руководством Массимо д’Алема и была распущена в мае 1998 г., так и не решив ни одну из стоявших перед ней задач. Основной причиной ее неудачи было поведение Берлускони, который сначала заставил включить в повестку работы судебную проблему, а потом, когда результат его не удовлетворил, лишил Комиссию своей поддержки, тем самым положив ей конец. В связи с этим Силос Лабини отмечает: «Утверждалось: Массимо д’Алема избрал путь перемирия с Берлускони, потому что по его замыслу Двухпалатная комиссия должна была иметь с ним хорошие отношения. Он не мог, с одной стороны, воевать с Кавалером, затронув один из его главных интересов, а с другой стороны, не мог добиться его помощи. Если это так, тогда ошибкой было устраивать Двухпалатную комиссию с таким человеком, как Берлускони» [120]. На этот аргумент д’Алема ответил, что Двухпалатная комиссия была «…моментом подъема реформаторского движения. Она принудила бы правых к переговорам, которые притупили их “подрывной” характер как силы, угрожающей институциональному порядку, и привели бы к новым объединениям и разделениям. В особенности она очертила систему реформ – конечно, не лишенную слабостей и недостатков, – но такую, которая могла бы заложить основу для большой реформы в парламенте и обеспечила бы правильный подход к долгому итальянскому переходу… Именно Берлускони уничтожил замысел Двухпалатной комиссии. Это является несомненным доказательством того, что за проектом реформ не скрывалась никакая тайная уступка, касающаяся принципов и ценностей, как об этом потом говорилось в те годы. И с этого разрыва началась его новая победа» [121].