Крестный отец Кремля Борис Березовский, или История разграбления России - Павел Хлебников Страница 22

Тридцатитрехлетний экономист Егор Гайдар отвечал на вопросымягким тенорком; говорил он быстро, будто его ответы были всем очевидны. Онпонравился Борису Ельцину, и тот доверил ему вершить судьбы России.

«Социалистическая экономическая система – оченьцелостнаясистема, – объяснял Гайдар. – Нельзя из нее вытащить один элемент,скажем, несвободные цены, и полагать, что она будет работать. Для того чтобыонаработала, необходим… эффективный Госплан, система приказов, которыевыполняются; жесткие санкции, возможность посадить директора завода, который неотгружает продукцию туда, куда нужно, снять главу местной администрации,который не отгружает зерно по заказам, изъять зерно у колхоза, который не хочеттебе его отдавать. Вот тогда эта система хуже-лучше может работать.

Эта система в 1989–1990 годах быстро разваливалась. К осени1991 года, когда формировалось наше правительство, она уже не работала вовсе. Вгосплане работали, но раз перестали сажать за неисполнение директив, такперестали исполнять.

Представьте себе, что вы – директор совхоза. Вам предлагаютсдать ваше зерно, за ничего не стоящие деньги, которые ничего не могут купить.Раньше вы знали, что если вы не сдадите, то в лучшем случае вас снимут сработы, а в худшем посадят в тюрьму. А сегодня вы знаете, что по закону васнельзя ни уволить, ни посадить. Будете вы сдавать зерно? Конечно, нет.

Эта ситуация очень похожа на ту, которая была в России в1918 году. Есть только два выхода. Либо ты начнешь стрелять реквизироватьзерно, а если не соглашаются – сажать в тюрьму. Либо немедленно и без раздумьясоздать предпосылки, при которых деньги работают».

Зимой 1991–1992 годов в магазинах было шаром покати. Людиделали запасы. «Я знал, что у меня происходит с хлебоснабжением, – говоритГайдар. – Знал, сколько у меня вагонов с зерном, сколько запаса. Знал, чтопри оптимальном варианте, – что можно свободно им маневрировать – намхватает зерна при сниженных нормах потребления до середины февраля».

Умереть с голода и замерзнуть от холода – вот два великихфантома российского воображения. Возможно, Гайдара не следует винить в том, чтоего охватила паника. «Рассуждать некогда, – вспоминает он свои тогдашниемысли. – Люди начнут умирать с голода».

Гайдар знал: если освободить цены, не решив при этомпроблему рублевого навеса, начнется гиперинфляция. Но 2 января 1992 года ценына все товары, кроме стратегических, были освобождены – и сразу взлетели донеба. Директора магазинов приписывали к ценникам нули. Покупатели таращилиглаза. Вот рост цен к концу года: яйца – 1900 процентов, мыло – 3100 процентов,табак – 3600 процентов, хлеб – 4300 процентов, молоко – 4800 процентов. Междутем ставка на вклады в банках составляла несколько процентов, зарплаты рослинезначительно. И сбережения россиян, копившиеся десятилетиями, вылетели втрубу.

«Шоковая терапия» Гайдара – это, как говорили шутники,«сплошной шок и никакой терапии». Валовой внутренний продукт России в 1992 годуснизился на 19 процентов, еще на 9 процентов в 1993 году, еще на 13 процентов в1994-м – и так далее почти все 90-е годы. К концу десятилетия великаясверхдержава обрела статус обнищавшей страны третьего мира.

Довольно внятным показателем того, как драматично проходилпереход России к рынку, является неумолимое падение рубля по отношению кдоллару. Дни, когда один рубль в горбачевской России примерно был равен одномудоллару, канули в прошлое – к концу 1992 года один доллар стоил 415 рублей. А кконцу эры Ельцина за один доллар уже давали около 28 000 (старых) рублей.Правительство Ельцина не захотело вводить временный валютный контроль, как этоуспешно сделал Китай в годы экономического бума в 80-е и 90-е годы.Американский экономист и бывший советник Рональда Рейгана Джуд Ванниски в товремя замечал: «Деньги – это беспроцентный долг государства перед своимигражданами, и к этому долгу государство должно относиться с уважением».

По мнению Григория Явлинского, правительство Гайдарасовершило колоссальную ошибку, освободив цены в одночасье. Насущной нуждыкапитулировать перед инфляцией не было, замечает Явлинский. «Да, былаопределенная истерия, но, с моей точки зрения, угрозы голода тогда небыло, – говорит он. – Полки были пусты, но они были пусты всепоследние годы».

Мер по защите пожилых, малоимущих и больных от растущих ценпринято не было, и гиперинфляция 1992 года решительным образом сказалась насредней продолжительности жизни россиян, но альтернативе своей политике Гайдарне видел. Позднее он сказал мне, что не мог приватизировать квартиры и садовыеучастки за наличные, потому что против этого был коммунистический парламент; неимело смысла приватизировать и магазины, утверждал он, до освобождения цен; непомогли бы и государственные облигации, потому что в гарантии правительстванаселение не верило.

Итак, ценовая реформа несла страшные разрушения, при этом невоплощались в жизнь другие аспекты демократических реформ. «Они абсолютноигнорировали всю социальную сферу, все, что касается государственногостроительства, все, что касается конституционности, законности, парламента, –говорит Явлинский. – Иначе говоря, они абсолютно игнорировали вопросыгражданского общества, чтобы на его основе вести экономическую деятельность.Даже вопросы экономической политики, напрямую не связанные с необходимостьюотпустить цены были отодвинуты далеко в сторону: промышленная политика,институциональные изменения, демонополизация, все вопросы, связанные сконкуренцией с рынками, с введением ясных правил игры».

Отсутствие институциональной реформы внесло свой вклад вкрах гайдаровской программы. Советская промышленность строилась на«рациональной» основе, среди промышленных предприятий не было почти никакойконкуренции или дублирования. Когда все предприятия принадлежали государству иподчинялись диктату Госплана, конкурентные структуры, возможно, и нетребовались. По многим группам товаров: автомобили, тампоны, авиационныедвигатели, стиральные порошки – весь советский рынок обслуживали один или двабольших завода. Стоило этим предприятиям освободиться от контроляправительства, они превратились в хищнические монополии, теперь они диктовалиусловия и клиентам, и поставщикам.

«Ключевой вопрос 1992 года заключался в том, какой путьвыбрать: освободить старые советские монополии или освободить общество отстарых советских монополий? – говорит Явлинский. – Надо ли полностьюосвободить коммунистическую номенклатуру от всякого контроля, сказатьдиректорам-коммунистам и коммунистической номенклатуре: вы свободны, делайте,что хотите?»