Особенности национальной бюрократии. С царских времен до эпохи Путина - Алексей Щербаков Страница 21

Император пытался улучшить работу чиновников не только реорганизациями. И не только кнутом — хотя под суд за злоупотребления чиновники шли то и дело. Так, в пятидесятых годах была проведена мощная кампания по борьбе с коррупцией. В ходе ревизий деятельности губернских учреждений были вскрыты столь многочисленные злоупотребления, что в некоторых учреждениях были отстранены от службы от половины до трех четвертей штатных сотрудников.

Была введена и довольно сложная система штрафов за волокиту и прочие служебные нарушения. Но царь пытался действовать и пряником. Как и у нас в России твердят иные умники: увеличьте чиновникам зарплату — и они не будут воровать. Николай I попробовал.

По штатам 1800 г. губернатор получал 3000 рублей в год. В соответствии со штатами министерств 1802 г., параметры которого сохранились до середины XIX в., содержание министра составляло 12 тыс. рублей в год плюс казенная квартира или квартирные в сумме 1200 рублей.

Правда, на все денег просто не хватало. И старались экономить на мелкой канцелярской сошке — тем, кто не имел чинов. Дело в том, что еще при Александре I для тех, кто не имел университетского диплома (а имели его очень немногие) был введен экзамен на первый чин. Требовалось продемонстрировать довольно серьезные знания по истории, географии и экономике. (У Чехова есть очень хороший рассказ про незадачливого канцеляриста, который никак не может сдать географию для получения чина коллежского регистратора.)

Так вот, жалованье некоторых низших категорий служащих было ниже, чем даже доход лакея. Так, в начале XIX в. зарплата канцелярского служителя не превышала 200 рублей в год. Для сравнения: в то время как лакей в хорошем доме получал 183 рублей, камер-лакей и швейцар — 203, кучер — 401, лейб-лакей — 463 рубля в год.

Но вообще-то чиновники, те, кто получил фуражку с гербом, обеспечивались далеко не плохо. Кроме жалованья, административным работникам полагались и другие премии.

«Сверх окладов, за особые заслуги, чиновникам раздавали из казенных земель аренды обыкновенно на 12 лет, как делается и доселе. До 1844 г. аренд выдавалось ежегодно разным чиновникам на 30 тысяч рублей; определяя поземельный доход по 4 %, мы найдем, что арендная сумма равнялась 750 миллионам рублей (это только добавочное вознаграждение чиновникам). Кроме того, чиновникам раздавали за заслуги в собственность незаселенные, но доходные казенные земли и угодья; до 1844 г. таких земель было роздано свыше миллиона десятин» (В.О. Ключевский).

И что же?

Пушкин дал следующую характеристику русской бюрократии: «От канцлера до последнего протоколиста все крало и все было продажно».

В пятидесятые годы по приказу Николая коррупцией в высших эшелонах чиновников занялась спецслужба — знаменитое III отделение. Так вот, по его данным проверки, среди губернаторов в злоупотреблениях не были замешаны лишь двое — киевский И. Фундуклей и ковенский А. Радищев.

На что император, к тому времени уже многое понявший, с горечью бросил:

— Что не берет взяток Фундуклей, это понятно, потому что он очень богат, ну а если не берет их Радищев, значит, он чересчур уж честен.

В России происходили и вовсе дикие вещи.

«В конце 20-х годов и в начале 30-х производилось одно громадное дело о некоем откупщике; это дело вели 15 для того назначенных секретарей, не считая писцов; дело разрасталось до ужасающих размеров, до нескольких сотен тысяч листов. Один экстракт дела, приготовленный для доклада, изложен был на 15 тыс. листов. Велено было, наконец, эти бумаги собрать и препроводить из Московского департамента в Петербург; наняли несколько десятков подвод и, нагрузив дело, отправили его в Петербург, но оно все до последнего листа пропало без вести, так что никакой исправник, никакой становой не могли ничего сделать, несмотря на строжайший приказ Сената; пропали листы, подводы и извозчики» (В.О. Ключевский).

Разумеется, исчезли подводы не просто так. Особого разгула бандитизма в николаевской России не наблюдалось — особенно по дороге Москва — Петербург. Да и вряд ли романтикам с большой дороги понадобились судебные бумаги. Просто кому-то хорошо заплатили, чтобы бумаги растворились в воздухе.

* * *

На примере николаевского царствования имеет смысл рассмотреть еще один вопрос: бюрократическое противодействие реформам. В перестроечные времена, когда стало выясняться, что все идет совсем не так, как хотелось бы, «демократические» журналисты придумали даже специальный термин «механизм торможения». Из опубликованных в «Огоньке» статей получалось: сидят где-нибудь в закоулках горкома злобные партийные бюрократы и решают — как бы нам затормозить прогрессивные реформы. Дело тут не в том, кто на самом деле эти реформы проводил и кому они были выгодны. Проводили-то их как раз представители высшей советской бюрократии. Но не в этом дело.

Термин «бюрократическое торможение» существует и на Западе. Он подразумевает противодействие чиновников переменам, которые им не по нутру. Это явление в самом деле существует. И преодолеть его очень непросто.

Но тут снова стоит сделать экскурс в историю. Как говорилось в начале главы, главной своей задачей Николай I видел постепенное освобождение крестьян от крепостной зависимости. Все знают, что до 1861 года в России было крепостное право. Которое со времен «золотого века Екатерины» превратилось уже в нечто, более всего напоминающее рабство негров в Америке. Только масштабы были побольше. Согласно ревизии 1836 года население России без Царства Польского и без Финляндии составляло около 52 миллионов человек. В том числе — 25 миллионов «барских» крестьян, то есть принадлежавших частным лицам. (Владеть крестьянами могли только дворяне.) Кроме того, имелось еще 18 миллионов государственных крестьян. Их положение было полегче, но ненамного. То есть около 82 процентов населения находилось в крепостной зависимости. Еще бунт Пугачева показал, что такое положение до добра не доведет. Председатель Государственного совета и Комитета министров князь И. Васильчиков сказал: «…лучше сделать добровольно первый шаг в видах постепенного освобождения крепостных людей, ибо иначе скоро настанет время, когда они сами потребуют себе прав».

К тому же становилось непонятным — а за что дворянам это счастье, если они для Отечества ничего делать не желают?

Надо было что-то делать. В 1834 г., беседуя с одним из приближенных, император указал на большие картоны, стоявшие у него в кабинете; он прибавил, что в этих картонах с начала царствования он собрал все бумаги, касающиеся этого вопроса. Николай заявил:

— Я хочу вести борьбу против рабства, когда наступит время, чтобы освободить крестьян по всей империи.

Император понимал, что он затеял очень непростое дело. Кому охота терять хялявный доход? Вспомните гоголевского Манилова. Ну кто он без своих крепостных? Поэтому вопрос разрабатывался в страшной секретности. Были созданы три «уровня допуска» — вот в такой обстановке глубочайшего подполья работали основанные императором комитеты.

И вот в недрах одного из комитетов возник проект закона.