Дорога к несвободе. Россия, Европа, Америка - Тимоти Снайдер Страница 20

В 2010-х годах выступавшие против ЕС националисты и фашисты обещали европейцам возврат к вымышленной национальной истории, а их оппоненты не считали это серьезной проблемой. Все они верили в миф о рациональной нации. И сторонники, и противники единой Европы не считали членство в ЕС необходимостью. Так, Партия независимости Соединенного Королевства (Великобритания) Найджела Фараджа, Национальный фронт (Франция) Марин Ле Пен и Австрийская партия свободы (Австрия) Хайнца-Кристиана Штрахе блаженствуют в “политике вечности”. Лидеры Венгрии с 2010 года строят в границах ЕС правый авторитарный режим. После мирового финансового кризиса 2008 года симпатии избирателей Греции – еще одного государства-члена ЕС – обратились к ультраправым и ультралевым силам. Венгерские и греческие лидеры увидели в китайских и российских инвестициях альтернативный путь в будущее.

Недвусмысленный отказ России от европейской интеграции стал новостью. Она первой из бывших европейских империй отказалась считать ЕС прибежищем для себя и первой стала сопротивляться интеграции, чтобы лишить соседей суверенитета, возможности процветания и демократии. Российская агрессия указала на слабые места нынешней Европы, в которой преуспевают политики-популисты и будущее которой мрачно. Главный вопрос европейской истории снова открыт.

Россияне при Путине не сумели построить устойчивое государство с механизмом передачи власти и верховенством права. Поскольку провал пришлось выдать за успех, россияне объявили себя учителями, а не учениками Европы. Это потребовало новых критериев успеха: он стал означать не процветание и свободу, а определенную сексуальную ориентацию и принадлежность к определенной культуре. При этом Европейский Союз и США представляют собой угрозу, но не из-за своей политики, а из-за ценностей, носителями которых они якобы являются. Путин с впечатляющей быстротой совершил этот поворот, возвратившись в 2012 году на пост президента.

Прежде российские лидеры благожелательно отзывались о европейской интеграции. Ельцин считал Европу, по крайней мере на словах, образцом для подражания. Путин называл приближение ЕС к российским границам возможностью для сотрудничества. Он не считал расширение НАТО на восток в 1999 году враждебным шагом, а, напротив, пытался заручиться поддержкой США и НАТО, чтобы вместе противостоять угрозам. В 2001 году, после нападения исламских террористов на США, Путин предложил НАТО сотрудничество в соседних с Россией странах. В 2004 году Путин не воспринимал расширение ЕС как угрозу и с одобрением отзывался о будущем членстве Украины в ЕС. В 2008 году Путин посетил саммит НАТО в Бухаресте. В 2009 году Медведев позволил американским транспортным самолетам доставлять через воздушное пространство России припасы для контингента в Афганистане. В 2010 году Дмитрий Рогозин, представитель РФ при НАТО и радикальный националист, выразил озабоченность тем, что войска Североатлантического договора уходят из Афганистана. Рогозин пожаловался на недостаток у НАТО боевого духа, на его “пораженческие настроения”. Он не был против натовских солдат у границ России.

В рамках внешнеполитического курса России в 2011 году ЕС и США не представляли собой угрозы и могли сотрудничать с ней как с равной. В 2000-х годах у россиян имелась возможность создать полноценное государство, но шанс был упущен. Демократизации исполнительной ветви власти не произошло, соперничающие с 1990-х годов олигархические кланы превратилась в клептократию, и государственный аппарат стал представлять собой единый клан. Вместо того чтобы монополизировать право, государство при Путине монополизировало коррупцию. Конечно, в 2000-х годах государство в некоторой степени обеспечило гражданам стабильность – благодаря доходам от экспорта нефти и газа. Однако большая часть населения России осталась без перспектив. Бизнесмены могли в любой момент попасть за решетку за мнимое нарушение закона – и очень часто попадали.

В вопросах войны и мира Россия также повела себя так, что европейцам стало труднее считать ее равной. В апреле 2007 года Эстонию надолго сковала крупная кибероперация. В то время еще не было до конца понятно, что именно случилось, но позднее выяснилось, что это лишь первый “залп” в кибервойне России с Европой и США. В августе 2008 года Россия напала на Грузию и оккупировала часть ее территории. Боевые действия сопровождались нападением в киберпространстве: грузинский президент утратил контроль над своим веб-сайтом, новостные агенства подверглись хакерской атаке, интернет в стране был в значительной степени парализован. Россия атаковала Грузию, чтобы лишить ее возможности вступить в Европейский Союз, но одновременно она отрезала путь к интеграции и для самой себя.

К 2010-м годам олигархия сделала реформы в Российской Федерации не просто невозможными, но и немыслимыми. Выступая в ноябре 2010 года в немецкой печати, Путин попытался усидеть сразу на двух стульях: он заявил, что Европейскому Союзу надо объединиться с Россией, не ожидая от нее перемен. Но поскольку Россия не может следовать европейским принципам, расстаться со своими принципами придется Европе. Путин начал задумываться об обратной интеграции, в процессе которой европейские страны стали бы сильнее напоминать Россию и которая означала бы развал ЕС.

Важным отличием империалистической Европы от Европы объединенной стало отношение к закону и праву. В этом отношении политик Путин повторил траекторию Ильина: вера в закон сменилась признанием беззакония патриотической добродетелью. Молодость Ильина пришлась на предреволюционные годы, и его чрезвычайно беспокоил вопрос о духе права. Он считал, что русским необходимо его принять, но не знал, как это осуществить.

Полвека спустя Европейский Союз решил эту задачу. Рутинный процесс интеграции сопровождается экспортом духа права. Европейская интеграция стала средством переноса идеи верховенства права оттуда, где оно функционирует лучше, туда, где оно функционирует хуже. В 1990-х годах соглашения об ассоциации, заключенные Европейским Союзом со странами-кандидатами, породили правоотношения, в перспективе ведущие к полноправному членству. Перспектива вступления в ЕС делала наглядными для граждан выгоды верховенства права.

В зрелом возрасте Ильин отказался от верховенства права в пользу фашистского произвола. Оставив надежду, что Россией можно управлять при помощи законов, Ильин сделал добродетелью патриотов произвол. Путин (полагающий Ильина авторитетом) последовал тем же путем. В 2000 году, впервые баллотируясь на пост президента, он рассуждал о необходимости “диктатуры закона”. Это оксюморон, и одна из двух противоречащих друг другу концепций была отброшена. Во время президентской кампании 2012 года Путин отверг идею европейского пути России (проигнорировав поощряющие верховенство права внешние стимулы) и представил произвол искупительным патриотизмом. Операциональное понятие в современном русском языке – беспредел, возможность делать что угодно. Это слово заимствовано из уголовного арго.

Следуя этой логике, Путин – не потерпевший неудачу государственный деятель, а спаситель нации. А то, что европейцы могут счесть ошибками, можно осмыслить как расцвет российской невинности.

Путин предпочел интеграции империю. В 2011 и 2012 годах он объяснял, что если Европа не согласится объединиться с Россией, то россияне помогут Европе стать похожей на Россию. Таможенный союз ЕАЭС – объединение с авторитарными соседями Беларусью и Казахстаном – был учрежден 1 января 2010 года, когда Путин был премьер-министром. В конце 2011 – начале 2012 года кандидат в президенты Путин предложил создать более масштабный “Евразийский союз” (альтернативу Европейскому Союзу), который принимал бы государства-члены ЕС и способствовал его развалу. Путин назвал евразийскую идею началом новой идеологии и геополитики.