Маркс против русской революции - Сергей Кара-Мурза Страница 2

Эта книга посвящена критическому разбору отношения Маркса и Энгельса к России и русским с точки зрения того влияния, которое оказали взгляды основоположников марксизма на ход русской революции и на судьбу советского строя. Решение высказаться по этой проблеме созревало долго и было очень непростым.

Трудность любой критики Маркса «от советского строя» связана с тем, что марксизм был официальной идеологией этого строя и, что еще более важно, стал восприниматься самими советскими людьми как что-то вроде религиозного оправдания советского строя. Критик сразу переходит в категорию врагов или становится богохульником, так что вникать в смысл критики честный советский человек не желает (как сказано в Библии, «не ходите на собрания нечестивых»). С другой стороны, антисоветское сознание цепляется за любую критику Маркса как за поддержку, также категорически не желая вникнуть в смысл критики.

Маркс и Энгельс являются в коллективной памяти большой доли старших поколений советских людей священными символами . Эти имена связаны с нашей великой и трагической историей, их страстные чеканные формулы замечательно выражали идеалы этих поколений и обладают магической силой. Всякая попытка подвергнуть какую-то часть учения Маркса и Энгельса рациональному анализу воспринимается как оскорбление святыни и отторгается с религиозным чувством.

Беда в том, что товарищи из моего поколения относятся к марксизму как к Откровению, но спорят о нем, как о теории. Тут возникает «бессмысленный» конфликт. Ведь спорить с верующими грешно — но и они не должны облекать свою веру в униформу рациональности. Откровение и теория должны быть разведены в разные ниши сознания, так чтобы можно было спорить о теории как об интеллектуальном инструменте, не затрагивая религиозных чувств.

Я, например, верю в те идеалы , которые «озвучил» Маркс — в свободу и социальную справедливость, будущее братство в коммуне и т.д. Однако, кроме идеалов Маркс дал интеллектуальную конструкцию, обладающую чертами теории. В «наш просвещенный век» авторитет теории резко усилил воздействие идеалов и, с другой стороны, привлекательность идеалов «защитила» теорию. Если учесть еще и художественные качества текстов Маркса, то можно говорить о кооперативном эффекте, который и определил масштабы распространения марксизма в среде европейски образованной интеллигенции (а уж от нее и в массы — но уже без теории, а как священный текст, состоящий из идеалов и заклинаний).

К теории нельзя относиться так же, как к Откровению. Она — не более чем инструмент. К одному объекту она приложима, к другому нет. Если кто-то согласен в том, что теория Маркса оказалась неприложима к объекту под названием «Россия», то для него говорить «я подхожу к проблемам России как марксист» — бессмыслица, если речь идет о рациональном изучении проблем России. Можно сказать: «я подхожу к проблемам России с теми идеалами, которые так хорошо сформулировал Маркс», но это не слишком сильная позиция, поскольку без подкрепления авторитетом теории формулировки Маркса не были бы так привлекательны, а сегодня их и вообще стараются не применять — истерлись за полтора века.

Идеалы марксизма в отрыве от теории чем-то исключительным не являются, а во многих отношениях они для нас и губительны (прогрессизм Маркса слишком евроцентричен, и в его свете мы попадаем в категорию архаических народов, не только не обладающих ценностью для цивилизации, но даже и вредных). Я, например, вижу противоречие между освободительными идеалами Маркса и его настойчивым запретом пытаться остановить наступление капитализма до того, как он исчерпал свой цивилизаторский потенциал.

Обычно оговорки, сделанные в начале книги, в дальнейшем при чтении забываются, но я все же их сделаю, чтобы настроить читателя на рациональный лад и приглушить эмоции. Обсуждение отношения Маркса и Энгельса к русским почти неизбежно возбудит неприязнь к марксизму. При нынешнем состоянии умов это может вызвать неоправданное отторжение от марксизма в целом, оторвать людей от источника важного знания и ценной во многих отношениях методологии. Это отторжение еще более исказит видение нашей современной истории. Выявляя неосознанно воспринятые нами от марксизма идейные мины, мы должны верно оценивать его воздействие на исторический процесс в целом.

Поэтому я считаю себя вправе предупредить, что, отвергая русофобию Маркса и Энгельса и их ошибочные, на мой взгляд, представления о народах, я считаю этих людей великими мыслителями и тружениками. Они совершили невероятный по масштабу и качеству интеллектуальный и духовный труд и оставили нам целый арсенал инструментов высокого качества и эффективности. Никакое несогласие и никакая неприязнь к мыслям Маркса и Энгельса не могут оправдать отказа от того, чтобы пользоваться созданными их трудом инструментами. Это было бы непростительной глупостью, которая бы сильно нас ослабила. Труд Маркса и Энгельса надо знать и с помощью их инструментов «прокатывать в уме» любые проблемы общества, откладывая в свой умственный багаж «марксистскую модель» этих проблем. При собственной выработке этой модели даже отрицание установок марксизма будет конструктивным — труды Маркса и Энгельса обладают креативным потенциалом .

Русские мыслители прошлого, сделавшие вклад в развитие нашей общественной мысли (независимо от их политических взглядов), разумно и уважительно относились к влиянию на них марксизма. Этого нельзя забывать, полезно хоть очень кратко отметить их доводы.

Важнейшим духовным продуктом марксизма был антропологический оптимизм — уверенность в то, что лучшее и справедливое будущее человечества возможно , и для его достижения имеются эффективные средства. Более того, эта возможность доказана с научной строгостью. С.Н. Булгаков, уже совершенно отойдя от марксизма, писал, что после «удушья» 80-х гг. ХIХ века именно марксизм явился в России источником «бодрости и деятельного оптимизма». Переломить общее настроение упадка было тогда важнее, чем дать верные частные рецепты. Содержащийся в марксизме пафос модернизации (пусть и по уже недоступному для России западному пути), помог справиться с состоянием социального пессимизма.

По словам Булгакова, марксизм «усвоил и с настойчивой энергией пропагандировал определенный, освященный вековым опытом Запада практический способ действия, а вместе с тем он оживил упавшую было в русском обществе веру в близость национального возрождения, указывая в экономической европеизации России верный путь к этому возрождению» [3, с. 373]. Булгаков писал в «Философии хозяйства»: «Практически все экономисты суть марксисты, хотя бы даже ненавидели марксизм» (а в то время воздействие экономистов на сознание читающей публики было значительным).

Оптимизм и даже механистический детерминизм Маркса сыграл большую роль в развитии революционного движения. Создатель итальянской компартии Антонио Грамши высказал в «Тюремных тетрадях» такую мысль о необходимости марксизма для консолидации трудящихся: «Можно наблюдать, как детерминистский, фаталистический механистический элемент становится непосредственно идеологическим «ароматом» философии, практически своего рода религией и возбуждающим средством (но наподобие наркотиков), ставшими необходимыми и исторически оправданными «подчиненным» характером определенных общественных слоев. Когда отсутствует инициатива в борьбе, а сама борьба поэтому отождествляется с рядом поражений, механический детерминизм становится огромной силой нравственного сопротивления, сплоченности, терпеливой и упорной настойчивости. «Сейчас я потерпел поражение, но сила обстоятельств в перспективе работает на меня и т.д.» Реальная воля становится актом веры в некую рациональность истории, эмпирической и примитивной формой страстной целеустремленности, представляющейся заменителем предопределения, провидения и т.п. в конфессиональных религиях» [4, с. 54].