Новый военный гуманизм. Уроки Косова - Ноам Хомский Страница 2

«Новый интервенционизм» приветствовали и высоколобые интеллектуалы, и законники-юристы, возвестившие новую эру в международных отношениях, в которую «просвещенные государства» наконец-то будут вправе использовать силу там, «где это справедливо», отвергая «устаревшие правила» и сообразуясь с «современными представлениями о справедливости», устанавливаемыми ими самими. «Кризис в Косове показывает… новую готовность Америки делать то, что ей кажется правильным, — невзирая на международное право» [5]. Свободные теперь от оков «холодной войны» и старомодных рамок мирового порядка, цивилизованные государства могут отдавать всю свою энергию миссии защиты прав человека и даровать всем страдающим народам свободу и справедливость, — в том числе и силой, если это будет необходимо.

Цивилизованные государства — это Соединенные Штаты и их союзник Великобритания, а также, возможно, другие страны, участвующие в общем крестовом походе за справедливость и права человека. Их миссии сопротивляются только «открыто неповинующиеся, инертные и раскольнические», «распущенные» уроды в мировой семье [6]. Принадлежность к разряду цивилизованных, очевидно, следует только из определения. Безусловно, тщетно было бы искать в истории какие-либо состоятельные попытки выдвинуть доказательство или свидетельство в пользу критического различия между цивилизованными и распущенными. На любую историческую параллель ответом все равно служит известная идея «смены курса», гласящая: да, в прошлом мы иногда ошибались — будь то из-за нашей наивности или неправильной информации — но теперь мы возвращаемся на свой традиционный правый путь. Обращение к урокам истории подвигнет нас разве что на «жестокие нападения и инвективы в адрес исторически пагубной внешней политики Вашингтона», поэтому их можно «безболезненно игнорировать», — поучает нас один из самых выдающихся теоретиков-адвокатов «формирующихся норм» [7]. А значит, будет бессмысленно задаваться вопросом о том, что мы можем почерпнуть с пожелтевших страниц прошлого, даже несмотря на то, что структура принятия решений и ее институциональная база остаются нетронутыми и неизменными.

Третьего июня 1999 года НАТО и Сербия заключили мирное соглашение. США торжественно объявили о своей победе, тем самым успешно завершив «десятинедельную борьбу за то, чтобы вынудить м-ра Милошевича признать свое поражение». Победа была достигнута, но мир еще не наступил: железный кулак триумфаторов будет висеть над побежденными до тех пор, пока победители не удостоверятся в том, что проигравшей стороне прочно навязана именно их интерпретация мирного соглашения. Согласие широкой общественности с этими действиями нашло выражение в словах международного аналитика «Нью-Йорк Таймс» Томаса Фридмана: «С самого начала суть косовской проблемы сводилась к вопросу о том, как нам следует реагировать в случаях, если неприятные события происходят в не самых важных местах». Цивилизованные государства открыли новое тысячелетие тем, что дали ответ на этот решающий вопрос современной эпохи, придерживаясь морального принципа, согласно которому, «как только из Косова начался исход беженцев, игнорировать его было бы уже неправильно… и следовательно, использование мощной воздушной атаки на компактную цель в данном случае являлось единственно осмысленным решением» [8].

Одно только обращение к истинной последовательности событий показывает, что этот навязчивый рефрен едва ли соответствует действительности: «мощная воздушная атака» совершенно определенно была предпринята до того, как «начался исход беженцев» на новом уровне, и она привела к стремительному и обширному росту масштабов беженства и иных жестоких реалий войны, которые широко освещались в газете того же Фридмана и других изданиях. По крайней мере в общих чертах это признают все. Отрицать это может только тот, кто займет непреклонную позицию «сознательного игнорирования», если воспользоваться фразой, которая сформулирована только что процитированным нами защитником «нового интернационализма» в выпущенном им совместно с другими авторами нелицеприятном докладе о жестокостях, творимых американской армией, и реакции на них со стороны Государственного Департамента [9].

Позиция сознательного игнорирования имеет достаточно прецедентов. Ее классическое проявление описано Джорджем Оруэллом в предисловии к «Скотному двору», посвященном обзору тех способов, посредством которых в свободных обществах «могут замалчиваться непопулярные идеи и утаиваться неудобные факты, причем даже в отсутствие всяких на то официальных запретов». По наблюдениям Оруэлла, столь «зловещая» форма «литературной цензуры» «в большинстве случаев носит добровольный характер». Отчасти это объясняется хорошим воспитанием, внушающим людям «всеобщее молчаливое согласие с тем, что не стоит упоминать данный конкретный факт». Вследствие такого сознательного игнорирования и других обстоятельств, «всякий, кто бросит вызов господствующей ортодоксии, обнаружит, что вокруг него самого с поразительной эффективностью складывается заговор молчания». «Скотный двор» является, вероятно, самой известной книгой Оруэлла, ставшей прологом к менее знаменитым пробам его пера. Он не публиковался при жизни писателя и был обнаружен лишь тридцать лет спустя, после чего издан с помпой только для того, чтобы вновь подвергнуться всеобщему забвению [10].

Если собственный (он же общепринятый) ответ Фридмана на его риторический вопрос не выдерживает проверки фактами, то в тот же самый день и в том же самом журнале, хотя и только косвенно, был дан более правдоподобный ответ. В своем сообщении из Анкары корреспондент Стивен Кинзер пишет, что «самый известный правозащитник Турции [Акин Бирдал] водворен в тюрьму для отбытия наказания за то, что он „вынудил государство достичь мирного урегулирования с курдскими повстанцами“» [11]. Просматривая беспорядочные и в целом неинформативные или морочащие нам голову обзоры новостей, мы обнаруживаем, что приговор, вынесенный отважному президенту Ассоциации прав человека Турции, есть не более чем эпизод общей кампании устрашения и угроз в адрес защитников прав человека, которые расследуют и обнародуют факты ужасных жестокостей, призывая к мирному разрешению конфликта, печально знаменитого одной из самых беспощадных кампаний этнической чистки и государственного террора 1990-х гг. Вся кампания сопровождалась шквалом неистовых благодарностей в адрес ее активных участников — лидеров цивилизованных государств, «защищающих наши ценности, отстаивающих наши интересы и выступающих за дело мира» (по словам президента) при помощи средств, которые слишком хорошо знакомы тем, кто отнюдь не предпочитает сознательное игнорирование.

Вернемся к деталям, но лишь для того, чтобы отметить: те события 1990-х, продолжающиеся сегодня и происходящие в рамках НАТО и под европейской юрисдикцией, служат весьма впечатляющей иллюстрацией — и причем далеко не единственной — ответа цивилизованных государств на вопрос о том, «как мы должны реагировать в случае, если неприятные события случаются в не самых важных местах»; мы должны реагировать так, чтобы способствовать расширению масштаба жестокостей, — такова миссия, выполненная, в частности, в Косове. В связи с подобными элементами сегодняшнего реального мира должен возникнуть целый ряд серьезных вопросов касательно «нового гуманизма», даже в том случае, если мы примем идею «смены курса» и согласимся стереть из памяти историю и ее уроки относительно институтов власти, вершащих свое практически неоспоримое господство и вольных творить все, что им «кажется правильным».