Классовая борьба. Государство и капитал - Владимир Сапега Страница 18

Что есть отечество? Государство, власть называет себя отечеством. Каждый сознающий себя класс готов ценой своей крови защищать собственное благополучие — свою власть, свою собственность, свой труд. Поэтому и рабочий класс вовсе не собирается защищать благополучие иных классов — ни капиталистов, ни бюрократии — именно благодаря которым он и не имеет собственного благополучия; тем более умирать за чужую собственность и чужую власть, которую власть называет отечеством. Это не наше, это их отечество: их власть и их собственность. Неужто, коль поменяла бюрократическая власть флаг и закон, то нашим солдатам стоит умирать за освященную новой конституцией и попами собственность спекулянтов и благополучие казнокрадов, называемое ныне отечеством?

Бытовое употребление слова государства как синонима державы, общества, страны, в которой мы живем — есть ошибка, приводящая к коренному заблуждению. Сильное государство сегодня — есть бесконтрольная власть налогинспекторов, милиции, администрации, министров, их помощников и замов, т. е. власть зажравшихся чиновников. Нашим лозунгом сильное государство станет только после (и никак не раньше) перехода политической власти в стране к представителям трудящихся, в лице выборных органов, для создания государства трудящихся. Даже в житейском разговоре смешивание понятий: страна, общество и государство — приводит к опасной логической ошибке: «мы живем в государстве» — а раз ясно, что не нужно разрушать то, где мы живем, значит не нужно разрушать это государство, — но это и означат оставить в покое весь существующий административно-бюрократический аппарат.

В условиях классовой борьбы «сильное» государство, может означать лишь «антивандальное» государство, как его самооборона для защиты от нападений со стороны ненависти народа. Хотя, разумеется, пропагандистское объяснение для этого — поддержание правопорядка. Государством содержится милиция — для защиты государства и собственности от народа, армия — для защиты того же государства и той же собственности от других государств; оба эти института служат народу лишь по остаточному принципу. Сильная буржуазия — есть всевластие денег; сильный рабочий класс — есть организованная армия труда, с которой вынуждены считаться и буржуазия, и администрация. «Сильное государство», строго говоря, это безответственная бюрократия, не подконтрольная народу, и коррупция.

Капиталистам не может прийти в голову выступать за сильные рабочие организации, боевые и сплоченные трудовые коллективы, революционные стачкомы, единые по всей стране забастовочные комитеты, а также за сильную госадминистрацию. Чиновникам никогда не придет в голову требовать самостоятельной и независимой от них буржуазии, а также организованного рабочего движения. Только идиот может желать кнута над собой; только полному идиоту безразлично, «сильная рука» будет за него или против него. Капиталисты мечтают о сильном государстве капиталистов, чиновники — о сильном государстве бюрократии. Рабочие выставляют лозунг государства рабочих, государства трудящихся, делая основной акцент на слове трудящихся. Совершенно понятно, что «сильная рука» президента не народного государства, представителя и защитника бюрократии, народу тысячу лет не нужна; такой президент пусть лучше будет слабый и слюнтявый. Достоин презрения крепостной, который бы сказал, что «лучше государство крепостное, чем никакого; это государство плохое, но лучшего у нас нет — потому пусть остается это». Жалок был бы негр-раб, который ратовал бы за сильную власть и великое рабовладельческое государство, которое как раз и побивает его плетью. Поэтому все сегодняшние «государственники» — прямые враги народу, трудящимся и стране, или же наивные дураки (если сами не в госдолжности). Если кто говорит о себе: «я патриот, я националист, я державник» — и ставит на этом точку, полагая, что это вполне достаточная политическая позиция, мы говорим: это — долболоб и осел, не понимающий путей и необходимости борьбы за права трудового народа. Зато наоборот: когда восставший трудовой народ повыгоняет из Кремля мерзавцев, когда рабочий класс станет властью в стране, врагом будет считаться тот, кто скажет, что не патриот трудовой народной власти.

Поддерживать ли нам государственных патриотов в такой-то стране? — Это смотря по тому, какое там государство, в руках какого класса там политическая власть. Если власть у местной буржуазии или бюрократии, то народу, рабочему классу и коммунистам — и нашим, и ихним — такое государство враждебно. Если власть у партии трудящихся — такое государство будет поддержано рабочим классом всех стран.

Коммунисту быть «в теории» государственником или державником и активно защищать далекую будущую социалистическую государственность уже сегодня, т. е. в то время, когда у трудящихся нет своего, социалистического, государства и своей державы, — значит улететь из реальности, из практической жизни в фантазию. Быть государственником, не имея своего собственного государства, равнозначно требованиям коммунизма и демократии на Марсе. Реальная борьба означает активное принятие одной из сторон сегодняшних классовых сил в классовой борьбе. Нет смысла говорить об очередных задачах советской власти, не завоевав советской власти.

Патриотизм может пониматься только как приверженность к настоящему, существующему положению вещей в стране. Абсурден патриотизм к России прошлых или будущих веков; такой патриотизм политически бессмыслен. Потому лозунг государственного патриотизма, национально-государственной идеи на деле означает, что не надо долбать существующую власть, оставить нынешних госчиновников в покое, на своих местах, сохранить систему в целости. Что может быть более желаемого и радостного для бюрократии, чем тиражировать госпатриотизм? А мы говорим, что надо со всей ненавистью долбать любую административно-бюрократическую власть, даже маскирующуюся народностью и социальностью. Поэтому «государственная идея» сегодня, при власти номенклатуры, реакционна.

Народу, трудящимся враждебна любая не социалистическая власть, поэтому мы говорим, что бесполезны «хорошие» законы при ненародном государстве, что бесполезно менять чиновников местами, нужно разрушать и менять систему. Никакого «консерватизма», никакой «стабильности». Завтра организованный рабочий класс, партия трудящихся придет к власти (т. е. сама станет государством), и вот тогда — и только тогда — государственная идея в один момент станет прогрессивной, ибо будет означать государство трудящихся, власть народа. Вспомним слова Ленина: «Мы — оборонцы теперь, с 25 октября 1917 г., мы — за защиту отечества с этого дня» [Ленин, 35: 395]. Никаких противоречий, никакой лицемерно-конъюнктурной смены тактики: днем мы пуритане, ночью — распутники. Не понимать этой диалектики и уже сегодня, когда не трудящиеся, а чиновники являются государством, говорить о «государственном патриотизме» — значит объективно выступать добровольным защитником этой самой антинародной власти.

Лозунг государственности и его вариации всегда принадлежит господствующей власти, правящему аппарату, в чьих интересах туман в мозгах его потенциальных ниспровергателей. Нашим этот лозунг станет тогда, когда организованный рабочий класс сам станет государством. Патриотизм и национализм сразу же станут первоочередной задачей, когда будет ликвидирован антагонизм классов, когда народ будет жить в своей стране без врагов. Коммунисты, рабочие, все трудящиеся мгновенно станут государственниками на следующий день после истинно русской коммунистической революции — начав строить свое, рабочее национальное коммунистическое государство, защищая свою власть, свои экономические интересы, свое государство, стоящее на защите их семей, их детей. Наше государство — это наши суды против бывших чиновников и рвущихся к власти спекулянтов. Это церковники пускай говорят, что всякая, абсолютно всякая власть от бога. Но ведь мы называем себя коммунистами, — коммунистам следует мыслить диалектически.