Горбачевы. Чета президентов - Сергей Платонов Страница 18

С ленинских времен главным, хотя и неконституционным, руководящим органом в РСФСР, а потом и СССР являлось Политбюро. Хотя некое подобие легитимности с 1977 года ему придавала статья шестая Конституции. И, тем не менее, полных аналогов Политбюро не только в нашей, но и в мировой истории к тому времени не было. Кроме, пожалуй, краткого правления Директории после Великой Французской Буржуазной Революции да клубов мировых лидеров в виде «восьмерок» и «двадцаток» в новейшей истории.

Впервые Центральный комитет партии большевиков образовал его в октябре 1917 года из семи деятелей как временный орган для политического руководства вооруженным восстанием. Трое из них надолго, если не навсегда, остались в исторической памяти. Причем не по фамилиям, а под псевдонимами. Это — Ленин (Ульянов), Сталин (Джугашвили) и Троцкий (Бронштейн). О других четырех — Бубнове, Каменеве (Розенфельд), Зиновьеве (Радомысльский) и Сокольникове (Бриллиант) теперь мало кто помнит. Большевики свергли буржуазное Временное правительство и после недолгого союза с левыми эсерами установили однопартийную диктатуру. В этих условиях была признана необходимость сохранения Политбюро в качестве постоянно действующего высшего партийного органа в перерывах между Пленумами ЦК. В марте 1919 года его статус был закреплен в Уставе партии. С той поры в состав Политбюро в разные годы входило от 10 до 25 наиболее влиятельных партийных и государственных деятелей. Многие из них заседали в нем пожизненно. Рекорд за Микояном — более 40 лет. Для других оно становилось Голгофой. Нравы в нем царили, что в клубке змеином. Контакты между собой за пределами Политбюро, особенно во внеслужебное время, рассматривались наравне с заговором. Всего за советскую историю в Политбюро избиралось 129 деятелей. Около 50 из них были репрессированы по решению своих же соратников. Собственно это и было настоящее, но практически секретное Правительство. Официальным был Совет Народных Комиссаров. А после войны — Совет Министров.

Вначале два-три раза в неделю, а позже на еженедельных заседаниях Политбюро рассматривало важнейшие проблемы страны, мирового коммунистического движения и принимало решения, которые затем беспрекословно оформлялись в форме циркуляров Коминтерна, правительственных и парламентских нормативных актов. Эта традиция соблюдалась свято и тогда, когда Михаил по рекомендации Андропова был принят в число лидеров партии. Теперь он мог сказать: «Я — на вершине». Внешне это так и было. Формально его приняли благосклонно, но еще долгое время считали новичком, так как по возрасту почти всем другим членам Политбюро он годился в сыновья. На заседаниях мнение Михаила часто игнорировалось. И это при его честолюбии. Но он умел ждать своего часа и скрывать обиду. Только Раиса знала, как он недоволен. Михаил не раз говорил ей: «В Ставрополе я руководил, а здесь только участвую в руководстве». К тому же первым среди равных также согласно неписаной традиции был тот член Политбюро, который занимал пост Генерального секретаря. Это и была на самом деле та вершина, о которой он хотя втайне и мечтал, но особых надежд не питал. И как знать, удалось бы ею завладеть, если бы на помощь не поспешила сама природа. Случилось то, что происходит всегда ожидаемо и неожиданно одновременно, но в таком количестве, что иначе как чьим-то промыслом не объяснить. За 2,5 года она прибрала в другой мир трех престарелых Генеральных секретарей и пять совсем одряхлевших членов Политбюро. Среди них был и его многолетний благодетель Андропов. Череда пышных государственных похорон превратилась в обычное дело. А Политическое бюро народная молва переименовала в Похоронное. И чтобы хоть как-то передохнуть от печальных процессий, мудрый Громыко, не без корысти, предложил избрать Генсеком самого молодого из членов Политбюро. Им и оказался Михаил. Решение было единогласным. Инициатива Громыко не осталась без благодарности. Вскоре по предложению Горбачева он стал формальным главой государства — Председателем Президиума Верховного Совета.

После Пленума ЦК Михаил сразу поехал домой. Раиса и дочь встретили его с цветами. Они были счастливы и горды за него. Никто из них и предположить тогда не мог, что всего через шесть лет он останется «без работы», превратившись в правителя без страны. Но в тот день радости не было предела.

Вечером, как всегда, вышли на прогулку. Перефразировав бородатый анекдот, Раиса пошутила:

— Думал ли ты, Миша, что будешь вот так запросто гулять с женой руководителя СССР?

Он рассмеялся, обнял ее и задумчиво проговорил.

— И думал и не думал. Ты же все про меня знаешь. А проблем непочатый край. Не знаю с чего и начать. Менять надо все. Но ты не переживай, я в себе уверен. Да и на твою помощь надеюсь. Главное — расшевелить людей, ослабить гнет бюрократии. И ускорение. Во всем. Больше динамизма. Иначе ничего не получиться. И кадры надо встряхнуть. Хорошо бы победить пьянство. Столько от него бед. Государство должно стать правовым. Ведь после Ленина не было ни одного руководителя юриста. И никто этим не занимался.

— Миша, меня волнует один вопрос. На наши отношения и стиль жизни твой новый пост сильно повлияет?

— Все останется как прежде. Важнее семьи у меня ничего нет. Не беспокойся.

В этот раз они гуляли особенно долго, наматывая круг за кругом по периметру дачного участка. И никак не могли наговориться. Состояние их было сродни тому, что испытывают альпинисты при восхождении на вершину. Усталости и эйфории одновременно. Хотя такое сравнение верно только для этапа восхождения. Покорив вершину, альпинист тут же начинает спуск. А у лидера страны все только начинается. Надо и удерживаться на высоте. И работать не жалея жизни. Получается это далеко не у всех.

Через месяц после избрания Генсеком Михаил получил письмо с поздравлением от Зденека. В нем кроме поздравления, было выражено желание встретиться в удобном для Михаила месте. Недолго думая, он пригласил друга в Москву. Теперь он на вершине и бояться некого. Несколько дней с раннего утра, а после возвращения Михаила с работы, до глубокой ночи они говорили и говорили, как будто в последний раз. Раисе приходилось не раз вмешиваться, чтобы прерывать их посиделки. Михаил сетовал другу на то, что с каждым днем ему все больше открывается истинный масштаб проблем, которые надо решать.

Страна в общем кризисе. Не знаешь с чего начинать. Где главное звено цепи, за которое советовал в такой ситуации ухватиться Ленин, он пока понять не может. Впечатление такое, что перестраивать придется все: экономику, политику и саму партию. Но двигаться надо, и он пойдет до конца.