Империя наизнанку. Когда закончится путинская Россия - Максим Кантор Страница 16

Именно это состояние развитого общества, то есть, осмысление природного происхождения и культуры нравственным законом — преодоление фактографического опыта, размышление, находящее факту культуры место в общем нравственном положении, — именно это Чаадаев и именует «цивилизацией».

В этом отношении никакой «британской цивилизации», отличной от «испанской цивилизации», нет и в помине. Это Чаадаев (собеседник Шеллинга) и именует собственно историей и говорит, что в России таковой (то есть, нравственного осмысления культуры) не было, на это (для философии истории простое утверждение) Пушкин возражает: «А как же Ольга и древляне?» Ну, что на это мог ответить Чаадаев? Он промолчал.

С тех пор бесперспективный этот спор возобновляется в русской публицистике регулярно и столь же бессмысленно как в случае Чаадаева — Пушкина: собеседники всегда говорят о разном.

В российской публицистике принято путать понятия «цивилизация» и «культура». И, что еще хуже, принято понятия «цивилизация» и «культура» использовать произвольно — подменять одно другим.

Принципиально сопрягает эти понятия в одно целое (хотя такое целое не существует, не может существовать) — учение геополитики. В современной нам патриотической русской риторике происходит характерное смешение двух понятий, возникает смысловая каша, но именно такая смысловая каша и востребована патриотическим сознанием.

Радетели самобытной русской культуры выдают русскую православную культуру за самостоятельную цивилизацию, а их оппоненты, те, кто укоряет Россию в невосприимчивости к урокам западной цивилизации — в качестве причины провалов указывают на несостоятельность русской культуры.

Казусы «оттепели» и «перестройки» именно с тем и связаны, что уроки цивилизационные были в России абортированы ради защиты культурной идентичности.

Но никто и не мог бы покуситься на пресловутую культурную идентичность — ее невозможно отнять у люмпен-пролетариата Донбасса, даже если запретить предания русской старины в отдельно взятом городе.

Культурная идентичность пребудет всегда, неизменно, на генетическом уровне: в манере пить водку, лузгать семечки, безрассудно относиться к своей и чужой жизни, в любви к ясным просторам и мутным перспективам.

Культурная идентичность существует в преданиях, в народной памяти, в обычаях и в искусстве — но нет и не может быть специфически русского различения добра и зла, а если бы таковое, отдельное от других, различие добра и зла было, это означало бы, что страна выпала из круга христианских стран.

Принять то, что есть отдельная «православная цивилизация», которая ни Запад ни Восток, невозможно по той элементарной причине, что это звучит исключительно оскорбительно для России. Стоит нам допустить наличие такой цивилизации, как мы вынуждены будем признать, что есть такая цивилизация, в которой ломаются сложные механизмы, развитие медицины отстает от прочих мест на сто лет, богатые всегда угнетают бедных, люди живут принципиально короче, чем в других странах.

Это было бы приговором для цивилизации и ее нравственных норм. Но, слава Богу, такой отдельной цивилизации не существует. А что же есть? А есть культурный феномен, трансформатор культур, пространство, в котором происходит переключение двигательной энергии Запада на тотальную мощь Востока. Это не хорошо и не плохо — это одновременно и очень хорошо, и очень плохо.

Россия — в гораздо большей степени Азия, нежели Европа. Это христианизированная Азия, это степное христианство. Россия — это то, что хлесткий Есенин однажды определил как «неостывшее кочевье».

От обитателей России зависит, как именно дать развитие своей культуре — внутри цивилизационных норм христианского мира или взять за образец мораль Азии.

Но нет и никогда не будет отдельной «русской морали», лежащей вне христианского нравственного закона. А если такой «русский мир» и появится, это будет нечто сродни Третьему Рейху.

Дисциплина «геополитика» приближает наступление русского третьего рейха, трактуя культурные особенности страны как залог ее особого цивилизационного пути. Помимо того, что это безграмотно в философском отношении, это чудовищно с точки зрения международного права: геополитика выращивает безнравственное опасное политическое животное.

Русские патриоты всегда обижались на выражение «эта страна» применимо к России; им казалось, что так может сказать сторонний наблюдатель, относящийся к Отечеству без должной сыновней преданности.

Но в тот момент, когда Россия отвергнет общие для стран христианского круга цивилизационные нормы, она именно и превратится в «эту страну», и с этим ничего не поделаешь.

Когда Чаадаев говорил о единственном факторе, связывающим нашу культуру с миром — о факторе географическом — он, увы, имел в виду простую вещь: нравственный урок из фактографической истории не извлекли, но стали заложниками географических преференций.

Именно этим географическим фактором и занимается наука геополитика. Словно в подтверждение мысли Чаадаева геополитика объявила географический фактор в истории Отечества главным. Какая горькая ирония, Петр Яковлевич!

В реальности не существует границ стран, совпадающих с территориями обитания этносов. Нет исторических территорий этносов, совпадающих с ареалами жизни народов, нет наций, вписанных в очерченные ареалы, и нет реальных людей, соответствующих регламентам этих границ, — все всегда сложнее; нет и не может быть совпадения всех этих факторов.

Подвижность и взаимные изменения всех этих обстоятельств и есть история людей. Но геополитика оперирует символическим, условным представлением о континентах, как если бы все в мире было константно и не менялось никогда.

Посмотрите на ужас Донбасса, где по воле «геополитиков» устроена резня, в которой аргументы «статуса языка» (а никто не запрещал русский язык) — это ложь российской пропаганды. Подменили живую реальность сотканной субкультурой, в которой горнорудное производство, объективно выпадающее из современной экономики, объявлено определяющим социальным фактором. В которой люмпенизированное население выдается за пролетариат, служение империи выдано за социализм, а бандитизм — за восстание.

Поглядите, как спровоцирован национализм — причем уже обоюдный, звериный — на основании мистического «геополитического» допущения.

Именно этот подход воплощает персонаж российской политической сцены, которого вы отметили в письме (тот самый Дугин). Именно на основе геополитического (антиисторического) взгляда на реальность и рождается реваншизм: нам по праву (праву чего?) принадлежит этот участок земли.

Реваншистская риторика в России уже не прячется; мы потерпели поражение в холодной войне, уступили колонии — теперь желаем получить свои территории назад!

Дугин способствовал внедрению в массы идеи агрессивной реваншистской геополитики — а теперь уже он защищает народные чаянья: ведь народ уже считает, что когда вернутся территории, жизнь людей наладится сама собой.

И говорится это вопреки реальности — в то время, когда край разрушен диверсионной войной. Нет никакого народного восстания — это оголтелая ложь. Есть бегство народа: сейчас количество беженцев достигло полумиллиона, в то время, как в так называемом ополчении сражается 20 тысяч, из которых половина — российские солдаты.