Нервные государства - Уильям Дэвис Страница 15

Если реальность есть лишь совокупность геометрических, механических движений, которые могут быть поняты путем рациональных вычислений, то чему нас учит физическое восприятие мира? Что наши чувства (senses) – зрение, слух, обоняние – могут сделать для научного прогресса? В 1630-е годы этот вопрос вызвал один из самых сложных экзистенциальных кризисов в истории западной мысли. Французский философ Рене Декарт драматически поставил под сомнение картину, которую рисовали ему его глаза. Откуда мне знать, вопрошал Декарт, что наблюдаемое мной есть реальность, а не просто иллюзия, подобная снам? Если прут, погруженный в воду, кажется искривленным, так должен ли я доверять информации, что я получаю через глаза? В конце концов, как мне понять, существую ли я вообще?

Знаменитый способ, который Декарт избрал для того, чтобы разорвать этот порочный круг сомнений, свелся к предположению, что самого наличия этих сомнений достаточно, дабы доказать свое существование – если не как физического объекта, то, во всяком случае, как мыслящего существа: «Я мыслю, следовательно, существую». Однако в этом случае, объяснял Декарт, реальность мыслящего, метафизического разума (в которой я убежден) и реальность ощущающего, физического тела (в которой я не уверен) предстают как бы двумя параллельными планами бытия. Мое «я», понимаемое как разум или как личность, существует абсолютно независимо от тела, в котором этому «я» пришлось оказаться физически. И ровно в такой же степени это «я» могло бы существовать и вовсе без тела – отсюда проистекает вера Декарта в бессмертие души. С его точки зрения, рациональная мысль может постичь истину, однако ко всему, что доходит до нас посредством физических ощущений – будь то зрительные образы, звуки или боль, – следует относиться с подозрением. «Для разума нет знания более доступного, чем он сам», но все остальное сомнительно ^[35].

Декарт тем не менее был в некотором роде одержим состоянием своего тела. Разум и тело, может, и сделаны из разного теста, но первый зависит от последнего. Он тревожился о своем физическом здоровье и близости смерти, не мог перестать думать о вопросах долголетия. Трагедия человечества заключалась в наличии бессмертной субстанции (разума), заключенной в смертной (теле). Хотя сам он и не верил в моральную самостоятельность животных, Декарт был убежденным вегетарианцем и питался растительной пищей с собственного огорода, – он полагал, что это добавит ему здоровья и долголетия. Прожить до ста лет казалось ему достижимой целью, хотя со временем пришлось от нее с досадой отказаться ввиду того, как медленно развивалась медицина. Пневмония отняла жизнь у Декарта в пятьдесят три года.

Хотя Декарт и не изобрел полностью современный идеал рационального научного разума, он дал ему важнейшее философское определение. Разум становится обсерваторией, через которую физический мир – отдельный от разума и отличный от него – можно подвергнуть наблюдению, критике и наконец воссозданию в виде научных моделей, которые можно записать на бумаге и распространить. Научный идеал объективности, нейтральный взгляд на природу происходит из утверждения, что люди способны обозревать вещи с высоты отдельной, непричастной позиции и взаимодействовать с тем, что они видят, посредством фактов и форм. Разум, подобно фотоаппарату, создает зрительные отражения явлений, которые (в форме графиков, статистических данных и тому подобное) смогут впоследствии сыграть роль доказательств. Как видно из данной метафоры, философия Декарта тяготела к взаимодействию с миром через зрение, ставя вопросы о том, каким образом изображения свечи или трости можно сопоставить с реальностью. Еще менее ясно, насколько способны быть источником достоверного знания прочие человеческие ощущения – такие как осязание, обоняние или интуиция.

Данная философия сыграла критическую роль в развитии современной науки и экспертизы. Она открыла возможность управляемого, рационального взгляда на явления. Но за это приходится платить. «Я», каким его рисует Декарт, воспринимается как обособленная, бескровная сущность, удаленная от физического мира и превращенная в чистого наблюдателя. Чувства есть лишь оформление реальных вещей и не играют принципиальной роли в том, кто мы есть. (Один из соблазнов, которые предлагает толпа, в понимании Гюстава Лебона – то, что она обещает избавить нас от этой одинокой, внешней по отношению к миру позиции и сулит нам воссоединение нашего телесного и эмоционального «я».) Философия Декарта есть удаление от повседневного бытия и снижение значимости ощущений и ощущаемого.

Что касается этого разделения разума и тела, то Гоббс взял многое у Декарта. Пережить ощущение (например, изменение температуры или цвета) не значит в самом деле обрести знание в той же степени. Наши ощущения окружающего мира суть лишь напоминание о том, что человеческое тело само по себе является физическим объектом, подчиненным законам геометрии, как и вся остальная природа. На мой глаз попадает свет, отчего в глазу происходят изменения, создающие ощущение, называемое нами зрением. Удовольствие и боль относятся к нервной системе и позволяют телу механически реагировать на различные раздражители. Мы вольны изучать эти законы, – как Гарвей анализировал кровообращение, – но не должны относиться к ощущениям как к чему-то достоверному и однозначному. Хорошее понимание математики и рационализм на основе причинно-следственной связи позволят ученым пролить свет на фундаментальные законы природы. Но Гоббс думал, что они это смогут лишь в том случае, если приложат максимум усилий к интеллектуальному суждению, а не к тому, как явления выглядят. Разум как бы отталкивает ощущения в сторону.