Конституция 1936 года и массовая политическая культура сталинизма - Ольга Великанова Страница 14

Умеренность сталинской политики в 1933–1936 гг., включая демократическую конституцию, не означала прекращения репрессий и мобилизаций как способа управления. Новые силы, заинтересованные в стабильности и законности, сосуществовали со старыми революционными привычками и практикой. Соперничество органов прокуратуры СССР во главе с Андреем Вышинским и Комиссариатом юстиции во главе с Николаем Крыленко способствовало нестабильности политики умеренности ^[88]. С июля 1931 года сдвиг в практике вынесения приговоров от внесудебных органов в пользу юридических структур был прерван ростом внесудебных репрессий зимой 1932–1933 годов, связанных с голодом: внесудебные тройки (чрезвычайные трибуналы) были созданы в Украине в ноябре 1932 года, в Белоруссии в феврале 1933 года, в Западной Сибири в марте 1933 года, в Ленинграде в апреле 1933 года. Тройки также использовались в периодических массовых зачистках городов от преступников, бездомных детей, «лишенцев» и других маргинальных групп. Тем не менее, со второй половины 1931 года по 1936 год общий уровень массовых убийств со стороны органов государственной безопасности снизился с 20 201 в 1930 году до 1 118 в 1936 году ^[89]. 7 мая 1933 года Политбюро запретило тройкам выносить смертные приговоры (это право возобновилось во время Большого террора); на следующий день Сталин и Молотов издали секретные инструкции против беспорядочных массовых арестов тройками и потребовали сокращения численности заключенных в тюрьмах с 800 тысяч до 400 тысяч человек ^[90]. Однако 3а 1932–1935 гг. численность заключенных в тюрьмах и лагерях вновь возросла на 210,9 процента и составила 1251 501 человек ^[91]. Предпринятые шаги по упорядочиванию репрессий преследовали цель контроля и централизации, а не милосердия и гуманности, как это видно из риторики инструкций, в которых используются такие выражения, как «массовые беспорядочные аресты», «разгул», «жесткий контроль со стороны соответствующих органов», «рационализация», «организация» и, наконец, сердитое замечание: «Арестовывают все, кому только не лень, и кто, собственно говоря, не имеет никакого права арестовывать».

Период умеренности в эволюции сталинизма включал новые массовые операции: высылка 11 тысяч «бывших людей» и «оппозиционеров» из Ленинграда весной 1935 г., «ненадежных элементов» с западной границы ^[92], преступников, хулиганов и «социально вредных элементов» из крупных городов ^[93]. Как отметил Давид Ширер, режим «снизил уровень массовых репрессий в сельской местности (достаточно уже советизированной в глазах сталинистов. – О. В.) только чтобы усилить чистки… в городах и других районах», репрессируя множество людей, маргинализированных разрушительной политикой режима, тем самым выправляя последствия коллективизации. Весной 1936 года начался новый виток репрессий в Коминтерне и против троцкистско-зиновьевских оппозиционеров. Эти чистки были направлены не только против преступников и оппозиционеров, но и против определенных категорий населения. Жертвы коллективизации и голода, несмотря на введение паспортной системы и закона о регистрации по месту жительства, массово мигрировали в города, занимались попрошайничеством, проституцией и воровством, дестабилизировали социальный порядок и инфраструктуру. Если учитывать «кампании социальной защиты» середины 1930-х годов, когда сотни тысяч людей были депортированы из городов и других стратегических областей ^[94], картина умеренности как сознательной политики становится не столь убедительной. Арест, депортация и ссылка оставались рабочими инструментами государственного управления в середине 1930-х годов – «кнутом» в классическом сочетании «кнут и пряник». «Таким образом, в середине 1930-х годов не было никакого „ослабления“ репрессий, как прежде часто утверждалось. Скорее, их характер изменился» ^[95].

Некоторые уступки продолжались и во время Большого террора – тем самым размывая границы между периодом примирения и репрессиями. В 1937–1938 годах правительство продолжало корректировать и исправлять последствия прежней карательной политики. Проводились кампании «укрепления социалистической законности» и «примирения с осужденными социально близкими»: например, 23 октября 1937 года Политбюро издало приказ о проведении всесоюзной прокурорской проверки уголовных дел руководителей колхозов и сельских советов, начиная с 1934 года. За этим последовал еще один приказ Политбюро, согласно которому были прекращены дела и освобождены колхозники, обвиняемые в мелких преступлениях. В результате были пересмотрены дела 1176 тысяч человек: закрыто 107 тысяч дел, реабилитировано 480 тысяч и освобождено 23 тысяч человек. Другим указом от 10 ноября 1937 года осуждалась дискриминация молодых людей, отчисленных из учебных заведений по причине их связи с осужденными. В январе 1938 года Политбюро осудило увольнение с работы родственников осужденных; после указа Пленума ЦК «Об ошибочном исключении членов партии» многие были восстановлены в партии ^[96]. Конечно, апокалиптические масштабы одновременных репрессий и массовые расстрелы не позволяют рассматривать описанные уступки как умеренную политику, а скорее как меры корректировки. Эпизоды уступок 1937–1938 годов (если они были реализованы) свидетельствуют против преувеличения значения подобных шагов в 1933–1936 годах как политической реформы.