Березовский и Коржаков. Кремлевские тайны - Дмитрий Гордон Страница 13

— То есть он еще слышал?

— Безусловно, хотя аргументация основывалась, как я потом понял, на его менталитете. Он, например, абсолютно искренне убежден, что централизованное управление Россией, централизованная политическая система лучше, чем самоорганизующаяся, саморазвивающаяся…

— …и что она единственно правильная?

— Может, и так, но суть — в его непоколебимой уверенности, что только такая система для России эффективна.

— Это правда, что Путин хотел отнять у вас ОРТ?

— Да, это стало очевидно приблизительно за месяц до трагедии с подводной лодкой «Курск», затонувшей, как вы помните, в августе 2000 года, правда, не сам Володя — Волошин сказал мне, что функция ОРТ как движителя революционного процесса подошла к концу. Мы, дескать, добились всего, чего хотели: есть преемник, который будет продолжать ельцинские реформы, есть преемственность власти, поэтому сейчас очень важно, чтобы ОРТ опять управлялось государством. Это был прозрачный намек…

Замечу: хотя президентская попытка централизовать власть наши отношения обострила, в то время можно было еще публично против этого выступать, и я даже ездил на Совет Федерации убеждать его членов, что уступка Путину для них самоубийственна, что они просто уничтожают сами себя (это в итоге и произошло). Я также доказывал, что следующий такой шаг будет предпринят по отношению к Думе, и вскоре почувствовал, что Кремль действительно начинает ее контролировать, — он выпускал законы, а Дума на глазах превращалась в юридический отдел при нем.

Перемены я ощутил в том числе и потому, что должен был решать достаточно сложные вопросы в Карачаево-Черкесии, от которой избирался депутатом. В конечном счете, это и подвигло меня на необычное решение…

— …уйти…

— Да, я решил сдать свой депутатский мандат, что в результате и сделал. После этого у меня тоже состоялся непростой разговор с Путиным — он был недоволен, что я настроен против него, против власти. Пришлось объяснить, что я же не кукла, чтобы сидеть в Думе и выполнять указания администрации президента. «Я бы, — сказал, — даже твои указания не стал выполнять, если бы был с ними не согласен».

— Вы помните свой последний разговор с Путиным?

— Объемный? Конечно — он касался гибели «Курска» и того, что за этим последовало…

— …когда президент России не появился на месте трагедии?

— Да, и, собственно, это и было началом конца. В то время я был во Франции, а он — в Сочи…

— …отдыхал…

— Я отдыхал тоже, тем не менее, в первый же день прилетел в Москву. Пытался ему дозвониться из-за границы — не удалось, хотя всегда была нормальная связь, поэтому позднее связался с ним через Волошина. Когда Путин вернулся в Москву, мы условились встретиться, но предварительно состоялся разговор с Волошиным, который вдруг заявил: «Ты должен отдать ОРТ» — и тут же пригрозил: «Если не отдашь, пойдешь вслед за Гусинским».

— Конкретнее некуда!..

— Таким образом (грустно) я потерял еще и Волошина. «Саша, — сказал, — у меня к тебе последняя просьба: как мы и договаривались, организуй завтра встречу с Володей».

На следующий день собрались втроем: я, Волошин и Путин. Володя пришел с папочкой, открыл ее и зачитал, какой процент населения ОРТ покрывает, и какие страшные финансовые нарушения там существуют. Когда читка закончилась, я спросил: «Володя, под этой справкой случайно не подпись Евгения Максимовича Примакова стоит?».

— Пошутили?

— (Невесело улыбается.)

— Руки хоть напоследок друг другу пожали?

— Нет. Он встал и сказал (впервые!): «До свидания, Борис Абрамович!», я ответил: «Прощай, Володя!», и мы остались вдвоем с Волошиным. Несмотря на то, что наши отношения были предельно ясны, я спросил: «Ну что, Саша, привели на свою голову черных полковников?». Он почесал в затылке и буркнул: «Я так не думаю», — хотя сомнение в его голосе я почувствовал. Уже уходя, попросил его о последней услуге: «Сейчас я поеду в свой офис, напишу Володе письмо, а ты ему передай, пожалуйста».

Суть моего короткого послания была очень проста — я привел цитату одного американского журналиста, который утверждал: «Каждая проблема имеет простое решение, и всегда ошибочное». Собственно, я повторил мысль, изложенную в письме 31 мая, — написал, что Россия тяжело больна, что есть масса проблем и ни одна из них не имеет простого решения. Закончил словами: «Если сочтешь, что могу быть полезен, всегда готов. В общем, прощай, Володя!».

— Однажды вы назвали Путина кагэбистской отрыжкой коммунизма — и сейчас так считаете?

— Я, если честно, другое употребил выражение — кагэбистский отзвук коммунизма, а прозвучало оно, по-моему, в поздравлении Ельцину (тогда еще живому) с днем рождения.

— Вы говорили Борису Николаевичу, что он, видимо, ошибся, назначив своим преемником выходца из КГБ?

— После того как Путин стал президентом, у меня не было с Ельциным никаких встреч. Только однажды, лет пять назад, я написал ему письмо о том, что революционер не имеет права на пенсию (оно тоже опубликовано — кажется, в «Независимой газете»), и так получилось, что через некоторые свои замечания Путину Борис Николаевич даже косвенно на него ответил.

— Существовала ли между Путиным и Ельциным договоренность о том, что о курсе преемника Борис Николаевич нигде не высказывается и вообще его не критикует: сидит тихо на даче, никому не дает интервью, а ВВП, в свою очередь, не трогает дедушку и Семью?

— Мне о подобной договоренности ничего не известно — более того, зная Ельцина, я сомневаюсь, что она была. Скорее, Борис Николаевич именно так понимал роль экс-президента: вот он ушел, бразды правления передал, и теперь, дескать, это твое дело. Лично я считаю такой подход неверным. Будучи президентом-революционером, Ельцин, по сути, взял на себя ответственность за судьбы миллионов людей, поэтому, даже освободив высокое кресло, не должен был уходить на покой. Эту мысль в интервью, а иногда через общих знакомых я и пытался до него донести.

Не знаю, в силу каких соображений Борис Николаевич спрятался, но он абсолютно был не публичен. С другой стороны, как я уже говорил, мне точно известно, что Ельцин был глубочайшим образом разочарован тем, что в путинской России происходило.

— От весьма осведомленных людей я слышал, что за взрывами жилых домов на Каширском шоссе в Москве просматривается тень Путина. Что вам об этом известно?

— Осенью девяносто девятого года, когда прогремели эти жуткие взрывы, я находился в центре политических событий (предвыборная кампания была в самом разгаре), но в то время не считал, что это спецоперация. Может, потому, что глаза были зашорены, и абсолютно верил: мы можем выиграть парламентские выборы исключительно демократическим путем.

— Ну а потом все же пришли к выводу, что это спецоперация?

— Безусловно! Более того, собрал огромное количество фактических материалов, которые это подтверждают.