Реакция Путина. Что такое хорошо и что такое плохо - Олег Кашин Страница 12
Реакция Путина. Что такое хорошо и что такое плохо - Олег Кашин читать онлайн бесплатно
Сам я такого текста написать, однако, не решусь; именно потому, что он на мой вкус слишком спекулятивен. Таких текстов, только с обратным знаком, было много в январе после поимки повара Кабанова, который расчленил жену — Кабанов был известный «креакл», ходил на белоленточные митинги, и о нем многие писали как раз что-то похожее — мол, мы-то народ, соль земли, а вы кто, расчленители? Такого рода спекуляции кажутся мне неприличными, поэтому о социально близком Помазуне я ничего писать не стану.
Но все-таки обратите внимание. В нескольких часах езды от Москвы бегает до сих пор не пойманный вооруженный безумный подонок, накануне просто так убивший несколько мирных, ни в чем не виноватых граждан. Даже по меркам неспокойной России это — экстраординарное чрезвычайное происшествие. По всем возможным меркам и логикам у общества, хоть и временно, появился бесспорный враг номер один, персона, представляющая угрозу огромному количеству людей и, в какой-то мере, всей стране. Эту угрозу не сможет оспаривать никто, каких бы политических взглядов и жизненных ценностей он бы ни придерживался.
Но вот как-то нет настроения угрозы или чрезвычайной ситуации в речах и новостях. Даже чтобы удостовериться, что Помазуна зовут Сергей (в моем детстве у меня в родном городе был знаменит местный футбольный вратарь Александр Помазун, и сейчас, когда я это пишу, все время порываюсь по привычке обозвать белгородского Помазуна Александром), мне пришлось потратить время, осматривая основные новостные сайты — в главных новостях у них Кудрин, Евкуров и прочие достойные люди, а Помазун где-то сбоку, хрен найдешь. В соцсетях вяло спорят о гражданском оружии. Ну, вот как бы и все.
И об этом можно было бы написать еще один спекулятивный текст — о том, что если бы Помазун спел в храме или подрался бы с омоновцем на Болотной, тогда бы о нем говорил и Маркин, и Песков, и программа «Время», и деятели искусства. Стандарт современного российского «паблик энеми» выработан — он украл лес, он встречался с грузинами, он иностранный агент, его обличали бы официальные лица, защищали бы оппозиционеры в блогах и игнорировали бы простые граждане, за исключением, может быть, таксистов, которым всегда до всего есть дело. Но Помазун всего лишь вооруженный безумный убийца, как в Голливуде. И поэтому про него вообще никому не интересно, у нас другие привычки.
И я мог бы написать о нем примерно такой спекулятивный текст, но, кажется, я его уже написал.
Иван Ургант порубил зелень как красный комиссар жителей украинской деревни. Черт его дернул за язык обозначить географическую принадлежность деревни — украинский МИД делает заявление, украинские политики тоже что-то говорят, да и не только политики — я читал интервью украинской певицы Ани Лорак, у которой тоже есть какая-то позиция по поводу украинофобской шутки Урганта.
Не сказал бы Ургант, что деревня украинская, ничего бы этого, конечно, не было, но дело совсем не в том, что русские, в отличие от украинцев, чужды этого странного поклонения нерелигиозным святыням. Нет, просто у нас немного другая иерархия святынь. Деревня никого бы не смутила, а попробовал бы Ургант сказать что-нибудь о Великой отечественной войне или о ветеранах, и вот тогда бы мы узнали, что такое — настоящее общественное порицание, и кто бы поручился за то, чтобы Урганта не уволили бы с Первого канала за такие шуточки.
Герман Садулаев заметил когда-то, что практически всем «древним чеченским традициям», культивируемым сегодня властями Чечни, на самом деле не больше пяти лет. Все, что рекламируется сегодня как возвращение к истокам, на самом деле придумано нашими современниками для решения вполне утилитарных текущих политических задач. Принцип Садулаева вообще-то легко применить и ко всей России, не только к Чечне. То, что считается сегодня духовными скрепами, исторической памятью, национальными святынями, в действительности имеет все необходимые черты политтехнологического новодела. И главный новодел — это, конечно, культ 9-го мая и Великой Отечественной войны.
Это совсем не тот культ, который возник при Брежневе. Фильм «Белорусский вокзал» или, скажем, песня «Мой милый, если б не было войны», а тем более книги Василя Быкова или Виктора Астафьева были бы восприняты сегодня российским обществом как непозволительная вольность в трактовке истории. Российской традиции отмечания победных годовщин сейчас не больше десяти лет. Датой рождения нового культа стоит, очевидно, считать 2005-й год, когда накануне 60-летия Победы журналисты РИА «Новости» придумали георгиевскую ленточку как материальный знак новой-старой духовной скрепы. К ленточке быстро добавилось все остальное — эстрадные звезды в старой военной форме, исполняющие фронтовые песни, надписи «Спасибо деду за победу» на автомобилях, возрождение ветеранских организаций, слово которых в какой-то момент приравнялось к закону (вспомним потешный по нашим временам скандал с «Антисоветской» шашлычной), и, наконец, абсолютная, какой никогда у нас не было, нетерпимость к любым непочтительным высказываниям о Победе и о том, что ей предшествовало.
Это именно новый, совсем не советский культ, корни которого не в середине сороковых, а в середине нулевых. Поиски исторических доказательств своей легитимности — любимое занятие любой власти во все времена, даже большевики в это играли, а теперь играет нынешний Кремль. Быть наследниками дедушки Ельцина скучно и неинтересно, быть наследниками великой Победы гораздо круче, и это настолько очевидно, что даже говорить об этом неловко.
Но, жестко привязывая себя к истории и «духовным скрепам», власть, которая в любом случае не будет вечной, программирует уже будущие отношения общества с историей. Простившись с Путиным (а это рано или поздно все равно произойдет), Россия будет вынуждена проститься и с георгиевской ленточкой, и со «спасибо деду», и с военными песнями, и со старыми гимнастерками. Играя в историческую легитимность, нынешний Кремль гарантирует нам будущую ревизию всех святынь и святынек, кажущихся бесспорными сегодня. И вообще-то уже сейчас можно готовиться к тому, что через сколько-нибудь лет, достаточно скоро, нарезая очередной пучок зелени, Ургант пошутит уже про фашистов и Сталинград, и будет абсолютно в своем праве.
Пытаюсь представить себе сцену секса Навального с Акуниным; получается не очень, но все равно не перестаю об этом думать. Вот Навальный, вот Акунин — если бы Монро согласился, была бы такая картинка. Блогеры писали бы: «Хочу это развидеть».
В то, что Африка-Бугаев предлагал Монро такую фотосессию — верю безоговорочно. Конечно, предлагал. В то, что отказ Монро как-то связан с последовавшей через год его гибелью, скорее не верю, но это и необязательно, сюжет остается будоражащим и без трагической развязки. Вот Навальный, вот Акунин. «Хочу это развидеть».
Был, конечно, и бюджет, который на это выделили. Расписывал его, я думаю, сам Африка. Столько-то Владику, столько-то фотографу, столько-то визажисту, еще какую-то сумму платным блоггерам, выводильщикам в топ, остальное себе. Это, наверное, уже Африка решал, как поделить деньги, а была еще какая-нибудь большая смета, которую расписывали в Кремле. Это вообще самое интересное — почему в Кремле были готовы тратить деньги на эту блевотину, какая им от этого польза была?
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Comments