Охота. Я и военные преступники - Чак Судетич Страница 12

В Роттердам я приехала 15 сентября 1999 года, проведя ночь накануне отъезда в своем кабинете в Берне. Во время перелета я размышляла о войнах в Югославии, геноциде в Руанде, неоднозначных натовских бомбардировках Сербии, о которых мне теперь приходилось думать постоянно. Все эти события были для меня чисто абстрактными. В моей памяти всплывали обрывки выпусков новостей, но постепенно они обретали жизнь и превращались в материал обвинения. В течение нескольких недель я анализировала отчеты о современной политической ситуации, изучала состояние дел в судах и ход расследований в обоих трибуналах, знакомилась с работой и интригами собственного офиса и с по-византийски изощренными правилами работы бюрократии ООН. Я с головой ушла в изучение истории Югославии и Руанды, потому что без этого не могла понять мотивов военных преступлений и социальной обстановки, в которой они совершались. Каждую ночь я обкладывалась книгами о конфликтах в Югославии и отчетами правозащитных организаций о геноциде в Руанде. Югославия была мне ближе, и первой привлекла мое внимание. Но и геноцид в Руанде глубоко тронул мое сердце. Больше всего на свете мне хотелось, чтобы в этой стране наконец-то восторжествовала справедливость, и свершилось правосудие.

В свое время я любила проводить отпуск и выходные дни на французской Ривьере, в Тоскане или Африке. Теперь я жалею, что не была в бывшей Югославии и на побережье Далмации до войн 1990-х годов. Подобно любому образованному европейцу, я имела представление об этой стране из учебников, газетных статей и телевизионных программ. Особенно много информации появлялось во время боев в Хорватии, а также в Боснии и Герцеговине. Многие европейцы относились к Югославии ностальгически. Эта страна казалась им грандиозным экспериментом, романтической попыткой бурного конгломерата славянских народов преодолеть свои культурные и религиозные различия и построить многонациональное общество, в чем-то похожее на Швейцарию. Эти народы хотели жить на своей изобильной земле и пожинать плоды собственного труда без иностранного вмешательства. Югославия, подобно многим европейским странам, поднялась из руин Первой мировой войны. Самые западные республики — Словения, Хорватия, Босния и Герцеговина, а также часть Сербии — некогда являлись частью погибшей империи Габсбургов. Восточные республики Югославии — Черногория, Македония, в свое время Босния и Герцеговина, а также большая часть Сербии, включая автономный край Косово, — были частями другой погибшей вселенной, Оттоманской империи, бурлящего котла народов, языков и религий под управлением рабов всемогущего султана.

Подобно другим европейцам, да и людям всего мира, многие граждане бывшей Югославии — сербы, хорваты, словенцы, черногорцы, македонцы, албанцы, мусульмане Боснии и Герцеговины, Черногории и Косово, а также потомки смешанных браков — рассматривали вселенную и ее обитателей через призму этнической принадлежности. Себя они воспринимали не по своим достижениям, а по культурным и бытовым различиям, по религиозной принадлежности. Неудивительно, что эти народы весьма ревниво относились друг к другу. Последствия балканских войн 1912 и 1913 годов, Первой мировой войны и угроза иностранного господства, возникшая после 1918 года, способствовали объединению этих народов в границах единого государства. В 1941 году в страну вторглись нацисты. Югославия была разделена. Большую часть территории контролировали националисты-экстремисты. Территория Сербии сократилась, Хорватия же расширила свои границы. Экстремисты отлично умели манипулировать национальными чувствами, которые всегда разделяли народы Югославии. Особенно успешно они эксплуатировали разногласия между хорватами и сербами, сербами и мусульманами. В стране началась кровавая резня. Особенно жестоко хорваты преследовали сербов. Более половины граждан Югославии, погибших в годы Второй мировой войны, приняли смерть от руки своих же соотечественников. Послевоенное коммунистическое правительство страны под руководством Иосипа Броз Тито умело использовало для гармонизации межэтнических отношений политические репрессии и экономические стимулы. На протяжении многих лет дипломаты, ученые и журналисты с Запада полагали, что эти методы вполне эффективны.

Сейчас я вспоминаю, как во время войн 90-х годов на швейцарском, французском и итальянском телевидении ученые рассуждали о том, что Югославию уничтожило пробуждение «древней этнической ненависти» — глубоко укорененной многовековой враждебности, существовавшей между сербами, хорватами, мусульманами и албанцами. Но книги, которые я читала, доказывали именно то, чего я и ожидала: в конечном счете социальные условия и культура не приводят к военным преступлениям. Люди совершают военные преступления под влиянием политических и военных лидеров. Это было ясно еще в 1914 году. В своих предварительных замечаниях перед началом процесса над Милошевичем я процитировала фрагмент выступления председателя международной комиссии по изучению причин и характера балканских войн, барона д'Эстурнеля де Констана. Во введении к докладу комиссии по войнам 1912 и 1913 года барон писал:

Настоящие виновники — те, кто вводил в заблуждение общественное мнение и пользовался народным невежеством для возбуждения тревожных слухов и нагнетания враждебности, подстрекая свою страну, а затем и другие страны к вооруженному конфликту. Реальные виновники — те, кто, руководствуясь собственными интересами или склонностями, постоянно твердил о том, что война неизбежна. Эти люди развязали войну, уверяя общество, что оно бессильно ее предотвратить. Истинные виновники — те, кто жертвует общими интересами во имя интересов личных, и те, кто привел свою страну к бесплодной политике конфликта и репрессий. В действительности, ни для малых государств, ни для великих держав нет иного пути к спасению, кроме союза или примирения. [6]

Именно таким образом была уничтожена в 90-е годы Югославия. Виной тому относительно малое количество мужчин и женщин, погрязших в коррупции, которые сознательно подталкивали свои народы к крупномасштабным актам насилия. Основными виновниками конфликта были лидер Сербии Слободан Милошевич и руководитель Хорватии Франьо Туджман и их ставленники: люди, относящиеся к тому типу государственных лидеров, которых ненавидел Спиноза. Они получили власть и хотели любой ценой сохранить и расширить ее. Ради этого они готовы были превратить страхи своих народов в настоящую истерию, а потом натравить народы друг на друга.

Сербо-хорватский конфликт, разжигаемый преимущественно полицейскими агентами и незаконными вооруженными формированиями с обеих сторон, обострился после того, как 25 июня 1991 года Хорватия объявила о своей независимости и об отделении от Югославии. К осени югославская национальная армия вторглась на территорию Хорватии якобы для защиты сербского меньшинства от геноцида. За четыре месяца сербские националисты захватили четверть территории Хорватии, изгнали из своих домов сотни тысяч хорватов и убедили ООН прислать войска для защиты «очищенных» территорий. Сербские гаубицы и минометы обстреливали знаменитый приморский город Дубровник. Сербская авиация, артиллерия и танки стирали с лица земли Вуковар, город на берегах Дуная. Сербские стрелковые батальоны расстреливали сотни пленных, в том числе и раненых, безжалостно вырванных из местных госпиталей. И после этого многие сербы продолжают удивляться тому, что весь мир ополчился против них… К сожалению, многие из них, и даже некоторые лидеры страны, до сих пор терзаются приступами жалости к себе.