Эдвард Сноуден. Личное дело - Эдвард Сноуден Страница 12

Временами у меня возникало чувство, что я должен знать все, и я не собирался сдаваться, пока этого не добьюсь. У меня была как бы гонка с технологиями, наподобие той, какая бывает у мальчишек-тинейджеров, которые состязаются, кто вырастет самым высоким или у кого раньше начнут расти усы. В школе меня окружали ребята, некоторые – из других стран, и им очень хотелось «вписаться» в окружение, они тратили массу усилий, чтобы казаться крутыми, чтобы соответствовать популярным брендам. Но достать последнюю шапку NO FEAR и научиться подворачивать ее поля – это все детские игры, буквально – детские игры – по сравнению с тем, чем я занимался. Мне до такой степени важно было быть на одном уровне со всем этими сайтами и практическими руководствами, которым я следовал, что я стал отсылать родителей обратно, когда они – в ответ на табель с отметками ниже некуда или оставление после уроков – гнали меня прочь поздно вечером от компьютера накануне школьных занятий. Я бы не перенес, если б мои привилегии у меня были отняты. Меня мучила мысль, что каждое мгновение, пока я не в Сети, там появляются новые и новые темы, которые я пропущу. После неоднократных родительских предупреждений и угроз отлучения от компьютера я в конце концов шел на попятную и распечатывал на матричном принтере файл, который читал на экране, и брал с собой странички для чтения в постели. Чтение печатной копии продолжалось до тех пор, пока мои родители сами не лягут в постель. Тогда я на цыпочках проходил в темноту, осторожно трогая скрипучую дверь, и поднимался по обветшалым ступенькам. Я не зажигал света и, ориентируясь по слабому свечению на экране, «будил» компьютер и входил в Интернет, сидя с подушкой около машины, чтобы заглушить звуки набора модема и все усиливающийся шум соединения.

Как объяснить все это тому, кто не был там? Мои читатели младшего возраста, с иными, более молодежными мерками, могут подумать, что нарождавшийся Интернет был слишком медленным, нарождающаяся Паутина – малопривлекательной и не очень развлекательной. Вовсе нет. Тогда быть в Сети означало другую жизнь, которая многими расценивалась как отдельная, отличная от «реальной жизни». Виртуальное и актуальное еще не слились воедино. И каждый отдельно взятый пользователь мог сам для себя определить, где кончалось одно и начиналось другое.

Это и было самым привлекательным в Интернете: свобода вообразить что-нибудь совершенно новое, свобода начать сначала. И если Web 1.0 был не очень удобным в использовании и по части дизайна, то он восполнял многие недостатки тем, что подвигал на эксперименты и, следовательно, на оригинальность самовыражения. Типичный сайт на веб-хостинге GeoCities, к примеру, мог иметь мигающий синим и зеленым цветами фон и текст, белый шлейф которого разворачивался посреди экрана как пояснительные титры – «Сначала прочтите это!» – под «гифкой» с танцующим хомяком. Но для меня все эти образцы «народного творчества» означают, что руководящий интеллект, стоящий за сайтом, был глубоко человечен и неповторим. Профессора информатики и специалисты по системотехнике, подрабатывающие втихую на стороне, английские авторитеты и страдающие одышкой, живущие в цокольных этажах диванные политэкономы были несказанно рады поделиться своими исследованиями и убеждениями – и не ради денежного вознаграждения, а просто для того, чтобы привлечь новых сторонников. Касались ли их идеи PC или Mac, макробиотического питания или борьбы за отмену смертной казни – мне все было интересно, потому что там был энтузиазм. Со многими из этих странных и блестящих людей можно было контактировать, и они с явным удовольствием отвечали на мои вопросы через формы («Кликните на эту гиперссылку или скопируйте и вставьте ее в свой браузер») и адреса электронной почты (@usenix.org, @frontier.net), представленными на их сайтах.

С приближением нового тысячелетия мир Интернета будет все больше становиться централизованным и консолидированным, а правительство и бизнес будут стараться все больше вмешиваться в то, что изначально буквально связывало людей «друг с другом», «равного с равным». Но на короткий и прекрасный отрезок времени – тот, который, на мое счастье, почти полностью совпал с моим отрочеством, – Интернет был в основном сделан о людях, людьми и для людей. Его целью было просвещать, а не выколачивать деньги. Им временно руководил набор постоянно меняющихся коллективных норм, а не эксплуататорских, принудительных в глобальном масштабе «условий оказания услуг». По сей день я считаю, что «онлайн девяностых» был и остается самым приятным и самым удачным опытом анархии, какой мне только довелось пережить.

Особенно я втянулся в электронные доски объявлений Би-би-эс ^[26]. В них ты мог выбрать себе имя пользователя и набрать любое сообщение, какое ты хотел отправить, либо добавив его к уже существующей группе дискутирующих, либо положив начало своей ветке. Все до одного письма, ответившие на твой пост, будут организованы в цепочку. Вообразите самую длинную цепочку электронных писем, в которой вы были, но только у всех на виду. Также были еще чат-клиенты, например Internet Relay Chat ^[27], которые приносили моментальное удовлетворение от обмена мгновенными – а не с задержкой – сообщениями. В них вы могли обсуждать любую тему практически в реальном времени, как в разговоре по телефону, прямому радио– и телеэфиру.

Большинство моих сообщений и чатов посвящались поискам ответов на имевшиеся у меня вопросы о том, как построить собственный компьютер. Ответы, которые я получал, были столь продуманные и обстоятельные, столь великодушные и добрые, что сегодня невозможно даже представить что-нибудь подобное. Когда я в панике искал ответ, почему такой-то чипсет, на который я накопил из карманных денег, был вроде бы несовместимым с материнской платой, полученной в подарок на Рождество, я получил пояснения из двух тысяч слов и советы от профессионального, штатного компьютерного специалиста, жившего на другом конце страны. Не списанный из какой-нибудь инструкции, этот ответ был составлен персонально для меня, чтобы решить мои проблемы, шаг за шагом, пока я полностью с ними не разберусь. Мне было двенадцать лет, а мой партнер по переписке был взрослым, далеким незнакомцем. И все же он обращался со мной как с равным – по той причине, что я проявил уважительный интерес к технологии. Я объясняю эту любезность, столь далекую от сегодняшнего общения в социальных сетях, высокой интеллектуальной планкой участников того времени. В конце концов единственными людьми на этих чатах были только те, кто там мог быть, – кто хотел этого очень сильно, кто обладал профессионализмом и любовью к профессии, потому что Интернет девяностых требовал не «один клик». Чтобы войти в систему, требовались значительные усилия.