Власть в тротиловом эквиваленте. Наследие царя Бориса - Михаил Полторанин Страница 106

— Жестоко, — резюмировал президент. — Но, может быть так и надо делать везде.

В министерстве после этого начали дуть на воду.

Полагаю, что демократия в обществе невозможна без диктатуры порядка в госаппарате. Прежде всего — в исполнительной власти. Если происходит либерализация госаппарата, то в стране устанавливается диктатура хаоса и вседозволенности.

Я посмеивался над бесплодными попытками Руцкого с Хасбулатовым прищучить меня. И над вербовкой ими для этого дела некоторых ребят из гайдаровской братии. Но все-таки повод потоптаться на мне у них нашелся. Я сам его дал по старой журналистской привычке соваться во все дела.

Бывший корреспондент «Правды» по Восточной Германии Сергей Байгаров выпускал при Мининформпечати многотиражную газету для съездов народных депутатов России. Тогда зарубежные корреспонденты центрального органа партии были сотрудниками КГБ — возможно, и он имел какой-нибудь чин. Да только времена изменились. Все начинали с чистого листа.

Однажды Байгаров пришел ко мне с замом Чубайса по Госкомимуществу Петром Мостовым и принес справку спецслужб о положении с Берлинским домом науки и культуры. Дом, как и ряд других наших зарубежных объектов, не был переведен на баланс. России, а числился в собственности уже не существующего государства СССР. МИД РФ не предпринимал никаких шагов, и свои права на этот Дом заявили Украина и Казахстан.

А пока в нем окопались дельцы из структуры вице-премьера Александра Шохина и использовали его как собственный коммерческий центр для переправки на продажу автомобилей из Германии в нашу страну. Барыши они там имели немалые, но при этом Россия постоянно выделяла средства и на их содержание, и на арендную плату. А московские покровители получали в ответ из Берлина автомашины.

В этой главе я рассказывал о чиновничьих комбинациях с заграничной собственностью, и справка по Берлину меня в общем-то не удивила (поэтому и не переводили дома в собственность России — а таких по миру было больше сорока, чтобы они оставались бесхозными). Но Байгаров с напарником пришли не просто так, а с идеей. И она была привлекательной.

Везде в большом ходу личные связи. С их помощью здание через Земельный суд Берлина предлагалось перевести в собственность РФ и сделать Российским Домом Прессы (РДП) — для издания в нем на европейских языках газет и журналов, отстаивающих интересы нашего государства. Из Москвы в такую даль возить тиражи не надо, как их возило Агентство печати «Новости» — все страны здесь под боком.

Дом, правда, из-за скверной эксплуатации сильно обветшал, ему требовался большой ремонт. Владелец немецкой фирмы, который брал на себя переговоры с Земельным судом, соглашался сделать этот ремонт, да еще поставить за свой счет новые полиграфические машины, оборудовать залы для пресс-конференций и в дальнейшем взять на себя обслуживание РДП. Но выставлял условие: за это его фирма должна иметь долю прибылей в совместном российско-германском обществе «РДП» и на правах компаньона получить в отремонтированном здании площади под несколько своих магазинов, офисов и ресторан. А полноправным хозяином Дома становилось Российское государство. Но какому ведомству дозволено управлять этой собственностью, а значит и РДП?

Должен признаться, что Мининформпечати к Берлинскому дому никакого отношения не имело. Хоть он и был бесхозным, но все равно как бы находился в компетенции чубайсовского Госкомимущества. А Госкомимущество-то как раз и предложило поделить долю управления фифти-фифти — между их ведомством и нашим министерством.

Перспектива вырвать Дом из рук дельцов, перевести его под юрисдикцию нашего государства, отклонив претензии Украины с Казахстаном, да еще создать там пропагандистский центр для промывания европейских мозгов русской правдой не могла оставить равнодушным меня, бывшего журналиста. Байгаров, при условии, что мы назначим его одним из руководителей РДП, брался вместе с владельцем немецкой фирмы за перевод Дома в собственность России. Я отправил его к своим юристам сочинять совместное с Госкомимуществом распоряжение о наделении этой пары полномочиями для ведения дел в Земельном суде Берлина.

Все было готово, когда мне сообщили, что Госкомимущество вдруг отказалось от участия в этом проекте. Почему? Не его профиль связываться с Домами прессы. Пусть, дескать, Мининформпечати полностью берет на себя управление.

Пусть так пусть! И тем не менее, мне бы насторожиться и плюнуть на ими же придуманную затею. Баба с возу — кобыле легче: забот у меня хватало и без РДП. Но, честно говоря, мы с нашими юристами не почувствовали никакого подвоха: какая разница — между двумя государственными ведомствами распределять управление Домом или оно достанется одному. Я только поручил своим работникам добиться на распоряжении визы Чубайса (ее тут же получили) и выдал документ за своей подписью.

Зачем столько подробностей? Детально останавливаюсь на берлинском эпизоде, поскольку в прессе вокруг него было много неясности и предположений. Акция-то затевалась неординарная: разобраться в частностях со стороны было не просто, а растолковывать публично суть задуманного не имело резона, чтобы не спровоцировать активное противодействие соседей по СНГ. И потому некоторые издания освещали эту историю по принципу: слышали звон, да не знали, где он.

А сухой остаток от нее таков: Берлинский дом науки и культуры с 1992 года является собственностью Российской Федерации (по решению Земельного суда) и принадлежит сейчас управлению делами Президента России.

Перевод здания под юрисдикцию нашего государства прошел без лишней огласки, а когда мне доставили выписку из Поземельной книги Берлинского суда (официально подтверждающий факт передачи), я направил в Германию группу министерских специалистов во главе с заведующим секретариата Владимиром Володиным. Они должны были посмотреть, кто и на каком основании занимается автобизнесом в Доме (сам я там не бывал ни разу), провести ревизию и дать конкретные предложения по созданию РДП.

Тут и поднялся шум. Московские крышеватели автоспекулянтов из Берлина кинулись к Руцкому с Хасбулатовым. А те, мстительно потирая руки, зазвенели на всю Россию: попался, голубчик — на партизанщине. И поручили Генеральной прокуратуре потрясти меня основательно, как боксерскую грушу.

Интересными были беседы со следователями этого органа по спецзаданиям. Они предъявили мне обвинение в превышении полномочий и сами не знали, как выкрутиться из нелепого положения. Мы сидели с ними в тесной комнате допросов, пили чай с бутербродами и прощупывали друг друга. Я спрашивал, нашли ли они в моих действиях корыстные интересы? Нет, не нашли. Нанес ли я государству материальные ущерб? Нет, не нанес, наоборот, перевел Дом под юрисдикцию России. А в чем тогда превышение полномочий? «Но у вас же не было полномочий решать судьбу зарубежной собственности, — твердили следователи. — Вы их присвоили, залезли в чужой огород». «Залез, чтобы защищать интересы государства». «А это не имеет значения — закон беспристрастен; ему все равно». И дальше шли в ход другие приемы казуистики.

(Еще до встреч со следователями, когда поднялась шумиха, я аннулировал свои распоряжения по созданию РДП («Плетью обуха коррупции не перешибешь») — пусть ведомственную подчиненность новой российской собственности определяет правительство. И в конце концов с меня сняли обвинение «за отсутствием состава преступления». Гораздо позже, успев позабыть о берлинской истории, я узнал, что избавленные от всякого контроля чиновники затевали в Земельном суде дело о возврате Дома под юрисдикцию несуществующего СССР, добиваясь его бесхозного статуса. И что немецкие дельцы пробовали воспользоваться этой циничной возней московских чиновников и прибрать к рукам нашу собственность. Не вышло. Дом, как уже говорилось, навсегда остался за Россией.)