Власть в тротиловом эквиваленте. Наследие царя Бориса - Михаил Полторанин Страница 100

А Ельцин во главу угла ставит интересы правительства, то есть обособленной группки чиновников, и вменяет мне в обязанность отстаивать их перед страной. Это уже не кабинет министров для народа, это уже попахивает хунтой.

В другой раз Борис Николаевич стал при всех выговаривать мне с издевкой, что я набрал в свое ведомство кучу работников ЦК КПСС. Это был совершенно необоснованный выпад: Ельцин переворачивал факты с ног на голову.

До конца 91-го все значительные полиграфические комплексы страны и заводы по выпуску типографского оборудования принадлежали управлению делами ЦК КПСС Профессионалы — полиграфисты были прописаны там. После национализации партийного имущества всю печатную базу пришлось брать на баланс нашего министерства.

А как ее брать без кадров? Без хорошей команды специалистов не организуешь работы полиграфической индустрии в новых огромных масштабах. Пришлось расширить техническую службу министерства и принять туда несколько толковых инженеров из бывшего партийного ведомства. С Ельциным я этот вопрос обговаривал, причем он сам тогда сказал, что полиграфисты еще меньше причастны к деятельности ЦК, чем повара и парикмахеры, обслуживающие номенклатуру. И вот теперь решил почему-то ужалить, намекая на создание мною «пятой колонны» ЦК КПСС. Да еще с победоносным видом оглядел присутствовавших.

Я опять не выдержал и ляпнул, что «пятая колонна» формируется не у меня. И что у президента двойной подход к бывшим партийным функционерам: на публике он костерит их, а сам, как никто другой, им покровительствует. Первый помощник Ельцина — бывший инструктор идеологического отдела ЦК КПСС Виктор Илюшин, вдвоем они позвали в правительство бывшего члена ЦК КПСС Виктора Черномырдина, тот позвал бывшего члена ЦК КПСС, заведующего отделом партстроительства и кадровой работы ЦК Владимира Бабичева, тот позвал других товарищей.

Получается, как в сказке про репку: мышка за кошку, кошка за Жучку, Жучка за внучку, внучка за бабку, бабка за дедку, тянут — потянут— вот и вытянут власть обратно из рук народа. Не для краснознаменной партии, а для себя, перекрашенных в другие цвета. Должна же быть какая-то последовательность в действиях Бориса Николаевича.

Он прикусил нижнюю губу и замолчал. Президент в таких случаях всегда прикусывал губу и умолкал, видимо, гася в себе ярость.

Я понимал, что негоже дерзить президенту. И не потому, что это будет себе дороже — просто есть устоявшиеся правила взаимоотношений между вождями и членами их команд. Особенно в чинопочитающей России, где даже ограбление государства считается менее тяжким преступлением, чем любая попытка перечить начальству. И где вступившего в спор с вельможей сопровождает шипение подхалимов: «Зарвался, гад!» Но постоянные ужимки Бориса Николаевича, его все более заметное лицемерие накапливали во мне раздражение. И временами оно выплескивалось помимо моей воли.

Несдержанность в ситуациях когда руководители клевали меня несправедливо, желание ответить уколом на укол частенько выходили мне боком. Но что поделать, воспитывался я в послевоенной безотцовской среде, где у сибирской обездоленной пацанвы считался главным девиз: «Хоть уср… ться, а не сдаться!», то, что вливали в тебя ранние годы, трудно вычерпать за всю жизнь.

Потерю расположения ко мне президента чутко уловила гайдаровская команда в правительстве. А от ее воли зависело финансирование министерских проектов. Раньше она не решалась вставлять палки в колеса, но тут начала отыгрываться.

Уже шел, к примеру, монтаж многокрасочных печатных машин фирмы «Вифаг» для производства школьных учебников, оставался завершающий этап. Й вдруг финансирование прекратилось, хотя деньги требовались совсем небольшие. Никто не хотел что-либо объяснять. Я не стал обращаться к Ельцину, а пошел в Верховный Совет России: страну вынуждали опять заказывать изготовление своих школьных учебников за рубежом — на это надо выкладывать десятки миллионов бюджетных долларов. Окрик Верховного Совета подействовал, мы успели завершить монтаж.

В 92-м, после либерализации цен, ушлые хозяйчики бросились всеми способами разорять отечественного потребителя. Особенно старались руководители целлюлозно-бумажных комбинатов. Они сговорились между собой и начали создавать искусственный дефицит своей продукции, останавливая бумагоделательные машины и резко сокращая производство. Если еще в 89 м выпуск бумаги и картона в России составил 10,5 миллиона тонн, то в 92 м сократился до 5,7 миллиона. А отправка продукций на экспорт наоборот значительно увеличилась — за рубежом наши дельцы соревновались в демпинге.

России доставались крохи, а число независимых изданий стремительно росло. Цены на бумагу взвились до небес. Получалось так, что законом о средствах массовой информации власть способствовала развитию вольной прессы, но своей экономической политикой давила ее.

Мининформпечати подготовило проект постановления правительства о регулировании цен на бумажную продукцию. Заложили в него не административные меры, а экономические: стимулирование роста объемов производства, снижение экспортных пошлин для тех, кто обеспечил необходимой товарной массой внутренний рынок и повышение — для рвачей. Использовали пряник и кнут. Предлагаемые меры побуждали целлюлозно — бумажные комбинаты к задействованию всех мощностей и их наращиванию.

На заседании правительства атаку на наш проект постановления возглавил министр внешэкономсвязей Петр Авен. «Это антирыночный документ, — шумел он по своему обыкновению. — предлагаю его похерить». Его коллеги по гайдаровскому призыву навалились на меня с той же претензией: нельзя государству вмешиваться в дела предпринимателей.

Предварительно я заручился поддержкой авторитетных экономистов — рыночников, членов Верховного Совета России, и упросил их поприсутствовать на заседании правительства. Они пришли, опрокинули аргументы необольшевичков и приняли мою сторону. «Розовые мальчики» побаивались влиятельных депутатов: осерчают и могут поднять вопрос об отставке реформаторов. С большим скрипом, но все же правительство одобрило наш проект. Постановление приняли. Я чувствовал себя именинником. Но, как говорится, рано пташечка запела.

Клерки из правительственного аппарата постарались замотать это постановление, превратить в документ — невидимку (не по собственной же инициативе!).

Да, оно вроде было, но в то же время его для исполнения не существовало — ни для министерства экономики, ни для таможенной службы, ни для других структур. Его, как и предлагал Авен, действительно похерили. Так в бюрократическом болоте топили неугодные кому-то решения.

Зато вскоре гайдаровская команд протащила свое, «рыночное» правительственное постановление № 495 об экономической защите периодической печати и книгоиздания. Под претенциозным названием шла сплошная беллетристика, не сразу бросался в глаза ключевой пункт: министерству Авена (для маскировки к нему пристегнули два побочных ведомства) поручалось привлечь коммерческие кредиты «под гарантию Правительства Российской Федерации на сумму до 150 млн. американских долларов для закупки печатных сортов бумаги и картона».

Уж это-то постановление за подписью Гайдара не пошло, а прямо-таки поскакало вприпрыжку по всем инстанциям. Плевать на стимулирование роста производства, вот он истинный стимул — живые деньги. Они, как бодрящий поток, с откатами и перекатами.