Путин. Кадровая политика. Не стреляйте в пианиста. Он предлагает вам лучшее из возможного - Владимир Кузнечевский Страница 10

В момент указанной выше беседы с Борисом Николаевичем Путин не знал, что Ельцин совсем не горел желанием непременно присвоить ему генеральское звание. Президент давно уже разочаровался в военных. «Когда-то в 93-м, а может быть, еще раньше, в 91-м, – признавался в своих мемуарах Б. Ельцин, – я задумался: что-то не так в некоторых наших генералах. Чего-то важного им недостает: может, благородства, интеллигентности, какого-то внутреннего стержня. А ведь армия – индикатор общества. Особенно в России. Здесь армия – просто лакмусовая бумажка. Я ждал появления нового, не похожего на других генерала. Вернее сказать, похожего на тех генералов, о которых я в юности читал в книжках. Я ждал. Пришло время, и такой генерал появился. И с его приходом всему обществу вдруг стал очевиден настоящий, мужественный и высокопрофессиональный облик наших военных. Звали этого «генерала» полковник Владимир Путин» [29].

Придя к решению отставить Примакова с должности премьера, Ельцин сильно опасался противодействия со стороны Верховного Совета. «Понимая, – написал он позже в своих мемуарах, – необходимость отставки Примакова, я постоянно и мучительно размышлял: кто меня поддержит? Кто реально стоит у меня за спиной? И в какой-то момент понял – Путин» [30].

Но Путин сопротивлялся своей судьбе до последнего. Когда президент пригласил его в загородную резиденцию и сообщил о своем намерении досрочно уйти в отставку и оставить ему высшую властную должность в стране, то услышал в ответ: «Не знаю, Борис Николаевич, не думаю, что я к этому готов». – «Подумайте, – сказал Ельцин в конце беседы. – Я верю в вас» [31].

Момент был судьбоносный не только для Путина, но и для России, поэтому лучше быть точным и предоставить слово самому Путину.

Когда в январе 2000 года журналисты спросили Путина, как ему удалось спокойно воспринять предложение Ельцина, ответ был таков:

«Наверное, помогло то, что я не хотел быть никаким президентом. Нет, я не стал его отговаривать, но не стал и восторгаться, благодарить и уверять, что оправдаю доверие. Первая реакция была такая – я не готов.

Когда назначили премьером, было интересно, почетно. Думал, ну, поработаю год, и то хорошо. Если помогу спасти Россию от развала, то этим можно будет гордиться. Это целый этап в жизни. А дальше…

Недели за две-три до Нового года Борис Николаевич пригласил меня в свой кабинет и сказал, что принял решение уходить. Таким образом, я должен буду стать исполняющим обязанности президента. Он смотрел на меня, ждал, что я скажу.

Я сидел и молчал. Он стал более подробно рассказывать – что хочет объявить о своей отставке еще в этом году. Когда он закончил говорить, я сказал: «Знаете, Борис Николаевич, если честно, то не знаю, готов ли я к этому, хочу ли я, потому что это довольно тяжелая судьба». Я не был уверен, что хочу такой судьбы. А он мне тогда ответил: «Я когда сюда приехал, у меня тоже были другие планы. Так жизнь сложилась. Я тоже к этому не стремился, но получилось так, что должен был даже бороться за пост президента в силу многих обстоятельств. Вот и у вас, думаю, так судьба складывается, что нужно принимать решение. И страна у нас какая огромная. У вас получится».

Он задумался. Было понятно, что ему нелегко. Вообще это был грустный разговор. Я не очень серьезно относился к назначению себя преемником, а уж когда Борис Николаевич мне сообщил о своем решении, я точно не совсем был к этому готов.

Но надо было что-то отвечать. Вопрос же был поставлен: да или нет? Мы ушли в разговоре куда-то в сторону, и я думал, что забудется. Но Борис Николаевич, глядя мне в глаза, сказал: «Вы мне не ответили» [32].

Премьер-министра понять было можно. Уж кто-кто, а он-то знал, что наследство ему может достаться непростое. Рухнувшая в результате дефолта 1998 года экономика являла собой жалкое зрелище: ВВП 1999 года по сравнению с 1991-м сократился на 40 %. Если в 1994 году за один российский рубль давали 40 американских центов, то в 1999-м – всего 4 цента. 0,2 % россиян обладали 70 % национального богатства, а доход самых богатых россиян в десятки раз превышал доходы самых бедных слоев общества (и это при социологической аксиоме, гласившей, что, если доход самых богатых граждан превышает доход самых бедных более чем в 14 раз, в обществе вспыхивает социальная революция). Практически перестала существовать на территории страны государственная власть. Выброшенный Б. Ельциным лозунг «Берите суверенитета столько, сколько сумеете проглотить» по отношению к национальным автономным образованиям привел к тому, что была вчистую проиграна война с Чечней. На Урале губернатор Свердловской области, этнический немец Э. Россель вынашивал планы по созданию так называемой отдельной Уральской республики. В Казани Минтимер Шаймиев успешно боролся за суверенную от Москвы Республику Татарстан, с субъектными международными правами, а президент Республики Чувашия Николай Федоров отказался исполнять Закон РФ о всеобщей воинской обязанности. Глядя на них, сепаратистские настроения зашевелились в головах и других региональных лидеров. Молчала, пожалуй, только одна Чукотка. Административная и политическая власть Москвы на глазах теряла авторитет и силу. Практически не было как государственного института и Российской армии. Вспоминаю, как в 2014 году Путин признавался, что в момент начала второй чеченской войны он во всей Российской армии не смог найти ни одного высшего офицера, который смог бы возглавить хотя бы одну боеспособную дивизию [33].

Но в декабре 1999-го В. Путин ни словом не обмолвился обо всем этом. Лишь в январе 2000-го, когда уже исполнял обязанности президента, на один момент не выдержал и в беседе с журналистами произнес:

– Ведь честно говоря, все, что делалось в последние годы, особенно в сфере сохранения государства, это. Как бы помягче сказать, чтобы никого не обидеть? Это – любительство. Поверьте мне, еще в 1990–1991 годах я точно знал, как это ни самоуверенно звучит, что при том отношении к армии, которое сложилось в обществе, к спецслужбам, особенно после распада СССР, страна окажется уже очень скоро на грани развала» [34].