Господин мертвец. Том 2 - Константин Соловьев Страница 98

И, прежде чем Дирк успел изготовиться к обороне, всадил ему в левый бок пику.

Пика была короткая, спиленная до того размера, который позволял легко орудовать в тесном пространстве. Простое и практичное оружие, снабженное узким и длинным лезвием. Оно пробило сталь под левой рукой «Висельника» и на добрую треть вошло в тело. Дирк вздрогнул и выронил ружье, которое так и не успел перезарядить. Боли не было, но тело, привычное к ней, все равно не могло спокойно воспринимать увечья, подчинялось давно ненужным и бесполезным рефлексам.

Хруст внутри собственного тела, от которого Дирка замутило так, словно внутри еще размещался желудок, был отвратительнее всего. Перед мысленным взором пронеслась картина – лопающиеся ребра, ломающиеся позвонки…

Проклятый француз попытался вытащить пику, чтобы ударить вновь, но та крепко застряла, не захотела вылазить. Дирк ударил его ладонью в прорезь шлема. Получилось не очень удачно, француз успел отдернуть голову. Но при этом дал возможность Дирку высвободить правую руку с зажатой в ней палицей.

Хороший удар, с оттяжкой, такой, от которого приятно ноют все мышцы торса, груди, рук. Этот удар сбил крикуна с ног, но больше оглушил, оставив на шлеме огромную вмятину. Забыв про торчащую в боку Дирка пику, француз вытащил из-за спины короткий топор и собирался уже рубать Дирка по бедру, когда подскочивший Шеффер, извернувшись ужом, вставил ему в смотровую щель ствол своей «трещотки» и надавил спуск.

Скорлупа шлема была слишком прочна для пистолетных пуль, они застучали внутри его, как рассерженные пчелы внутри потревоженного улья. Когда Шеффер вытащил свое оружие, оказалось, что ствол обильно забрызган содержимым черепной коробки. Мертвец в синих вычурных доспехах покорно растянулся на земле, позабыв про топор.

– Вот ты где… – выдохнул Дирк. – Опять где-то шлялся, бездельник? Помоги вытащить эту штуку у меня из бока… Ладно, не надо. Не до нее. Подай патроны. Патронташ на поясе.

Застрявшая в боку пика мешала орудовать левой рукой, и Дирк потратил втрое больше времени, чем обычно, чтобы вытряхнуть стреляные гильзы и вставить патроны. Шеффер тем временем справился еще с одним нападающим старым приемом, который хорошо известен фронтовикам, – изобразил удар прикладом, подскочил к прикрывшемуся противнику и ловко всадил ему в шею свой кинжал.

Траншея кипела, французы все прибывали, сталь сшибалась со сталью, и в создавшемся хаосе уже сложно было отличить синие доспехи от серых. Удары палашей, пистолетные хлопки, разрывы гранат и чьи-то истошные крики. Бой, в котором не было ни одного живого человека, мало чем отличался от тех боев, что ведут между собой люди. Разве что был еще более яростным и безжалостным.

– Унтер! Унтер!

Это был Клейн. Он пробился к Дирку с тыла, его серый панцирь в изобилии был покрыт вмятинами, одна рука висела плетью. Но оставшейся руки ему было достаточно, чтобы удерживать пулемет.

– Надо отходить, унтер!

– Вы с ума сошли! Мы не отдадим им так просто траншею!

Упрямство, типично человеческая черта. Разум Дирка уже понял, что траншея утрачена. Слишком много французов сыплется на голову, слишком рябит в глазах от их доспехов. Количество штурмующих превысило ту критическую отметку, за которой сопротивление еще имеет смысл.

Надо отходить, бросив врагу первую траншею. Это не конец боя, но важный его этап. Брошенную траншею придется отбивать обратно, перераспределив уцелевших «Висельников». Французы же, используя эту траншею как плацдарм, потянутся из нее в соседние, как яд по венам.

Клейн заворчал, выпустил в бурлящий водоворот человеческих тел длинную очередь, приблизил к Дирку лицо и отрывисто сказал:

– Мы теряем траншею! И бойцов. Если не откатимся, потеряем всех.

– Ерунда, мертвецы Йонера помогут нам на этом фланге, ударят в тыл и…

– Мертвецов Йонера уже нет!

– Что?

– Лягушатники вклинились между нами прежде, чем он успел перекинуть резерв. Сейчас их теснят точно так же, как и нас. На помощь рассчитывать нельзя. Надо откатываться.

– Если мы отдадим им траншею, они не остановятся. Они будут лезть без перерыва! Не дадут нам времени на контрудар!

– Плевать! Я уже потерял пятерых и два пулемета! Мое отделение держится, но остальные отходят. Надо отступать, если не хотим остаться с этим сбродом один к десяти!

Отступать… Дирк огляделся, ища вокруг серые доспехи, и увидел их, но куда меньше, чем ожидал. Если раньше серые доспехи и синие образовали хорошо заметный водораздел, колеблющийся, но не отступающий сильно ни в одну, ни в другую сторону, теперь серый был лишь неоднородной примесью в синем. И быстро растворявшейся примесью. Синий стремительно прибывал.

Дирк бросил взгляд в сторону переднего края и не увидел там ничего, кроме кипящей синей массы. Там, где прежде было отделение Тоттлебена, уже хозяйничали французы, проворно занимая пулеметные точки и ключевые позиции. Значит, Тоттлебен не смог удержать участок и разумно отступил вглубь.

А еще Дирк увидел французов, перепрыгивающих через траншею над головами «Висельников» и перебегающих по самодельным, из толстых бревен, мостам. Они не теряли времени на то, чтобы подавить упрямый блиндаж, огрызающийся пулеметным огнем и языками пламени, они обтекали его и рвались дальше, в глубь обороны.

Заграждения из колючей проволоки рвались на их пути, как простые нитки. Некоторые места между траншеями были засажены импровизированным частоколом – наклоненными под острым углом к противнику арматурными прутьями, но они были рассчитаны на людей и не могли сдержать напор французских штурмовиков. Это означало, что французы уже хозяйничают в тылу. И если помедлить еще несколько минут, отступать, возможно, уже будет некуда.

– Отходим! – Дирку пришлось кричать изо всех сил, чтобы его услышали. – Отходим на вторую линию! Держаться вместе, группами, прикрывать друг друга! Спину не показывать!

Вряд ли французы, вторгшиеся в их траншею, понимали немецкий, но Дирку показалось, что его приказ они встретили торжествующими криками. А может, это просто было реакцией на начавшееся отступление. Серые начали отход, осторожный, но от этого не менее губительный для уцелевших. Даже хорошо спланированное отступление действует на противника, как вид рассеченной у соперника брови – на боксера. Почувствовав чужую, пусть и контролируемую слабость, наступающий удваивает усилия. Дирк сразу ощутил это. Французы, еще недавно старавшиеся действовать осторожно, ринулись вперед, мгновенно поглотив сразу несколько фигур в серых доспехах.

Один из «Висельников», забыв про приказ Дирка, повернулся и попытался скрыться в боковом тоннеле, но не успел сделать и шага – мгновенно подобравшийся француз рубанул его между лопаток топором. «Висельник» – судя по голосу, совсем еще молодой парень – вскрикнул от неожиданности. Его повалили и в мгновение ока разорвали на части.

Значит, отступать. Организованно, оставляя французам траншею первой линии, готовя засады, контрудары и ловушки, изматывать постоянным напряжением и ложными маневрами…