Испытание на прочность - Александр Ярославцев Страница 97

Вся надежда у прозревшего Бюсси была только на крепость брони его корабля. Громко вознес он слова молитвы всем святым, но они не услышали капитана «Гремящего». В споре брони и снаряда победил снаряд. Вернее сказать, мина, для создания которой русские моряки не пожалели пороха.

Взрыв был такой сильный, что железную броню вдавило внутрь судна, словно листок бумаги, а в образовавшуюся пробоину с шумом хлынула вода. Запас остойчивости у плавучей батареи был невелик, и любая пробоина для нее была смертельна. Вскоре грандиозное творение европейских инженеров нехотя завалилось на бок и затонуло.

Внезапная гибель «Гремящего» стала большой неожиданностью для Монседи. Увлеченный схваткой с «Владимиром», у которого от вражеского огня были большие повреждения, капитан Монседи просто просмотрел момент столкновения своей батареи с русским брандером, посчитав его взрыв чистой случайностью.

«Скорее всего, русское ядро случайно перелетело через орудийный порт, предварительно уничтожив находившееся там орудие. А Бюсси, в свою очередь, уничтожил близко подошедшего врага», – подумал Монседи, продолжая громить орудиями «Лавы» русский пароход. В своей окончательной победе он не сомневался. Французские канониры уже пристрелялись к «Владимиру», и их ядра все чаще и чаще поражали борт русского парохода.

Прошло несколько минут боя, прежде чем дозорный доложил Монседи о действии нового противника.

– Капитан, русский пароход пошел на сближение с нами, – доложил наблюдатель.

– Прекрасно, господа решили опробовать на нашей броне свой главный носовой калибр, – усмехнулся француз. Он был полностью уверен в силе своей брони, но все же приказал перенести часть огня на «русскую блоху», как он окрестил брандер лейтенанта Колокольникова.

То, что эта «блоха» гораздо опаснее, чем казалось на первый взгляд, Монседи понял, когда между ними оставалось меньше двадцати метров. На атакующем его пароходе совершенно не было орудий, а на носу крепилось множество черных шаров.

– Брандер, русский брандер! – воскликнул капитан и отдал приказ развернуться носом к плывущей на них опасности. Возможно, «Лаве» и удалось бы уменьшить ущерб от столкновения с врагом, но французам просто не хватило времени. Не обращая внимания на огонь противника, «русская блоха» все же прорвалась к «Лаве» и совершила подрыв.

Столб воды в обрамлении черного дыма стремительно взлетел к небесам, а затем нехотя стал оседать вниз, но, не успев достичь поверхности моря, вновь устремился вверх. Когда же водная пелена спала, взгляду моряков открылась ужасная картина. Русский брандер, вернее, его чудом уцелевшие останки горели, объятые языками пламени. Рядом с ними находился искореженный взрывом остов «Лавы». Корабль был обречен.

От взрыва русских мин, находившихся на носу парохода, огонь проник глубоко в корпус судна и вызвал пожар в носовом пороховом погребе.

К чести командира «Опустошающего», капитан Лассаль не оставил поле боя, обратившись в бегство, а смело вступил в поединок с русским брандером мичмана Лобанова. Чтобы атаковать врага, мичман вынужден был сделать затяжной маневр, и Лассаль не удержался от соблазна использовать выпавший ему шанс. Свято веря в силу своих орудий, француз прекратил обстреливать «Громоносец» и сосредоточил весь огонь на брандере.

Один за другим французские канониры обрушивали силу своих пушек против маленького парохода, но каждый раз он оставался неуязвим. Всего только два раза вражеские ядра повредили корабль Лобанова, но это были лишь случайные попадания.

Сам Михаил Павлович с замиранием сердца наблюдал за скоротечным сражением, и каждый раз, когда брандер бросался в атаку, горячая волна охватывала его всего.

– Давай, милый, давай. Разнеси его! – говорил граф, не отнимая подзорную трубу от глаз.

Цена поединка была слишком высока. Уцелей сейчас французская батарея, и на всей операции можно ставить крест. Последний из русских брандеров, благодаря преступной халатности интендантов, к моменту выхода в море не имел на своем борту мощного заряда. Об этом Ардатов узнал только во время похода, когда что-либо исправить было уже невозможно.

– Давай, давай, Андрюша! – шептали губы графа, и Андрюша не подвел. Прорвавшись сквозь огневой щит противника, он мастерски вывел брандер на угол атаки и столкнулся с французской батареей. И хоть взрыва порохового склада на борту «Опустошающего» не произошло, но остойчивость судна была потеряна, и вскоре под ликующие крики русских матросов вражеская батарея опрокинулась и затонула.

Едва только это произошло, как Ардатов истово перекрестился и обратился к Нахимову с просьбой спасти оставшихся в живых членов экипажей брандеров. Сразу же взвились на мачте сигнальные флаги, но русские корабли уже сами, без приказа адмирала, пытались оказать помощь уцелевшим героям.

К всеобщей радости, удалось спасти почти весь экипаж первого брандера во главе с капитаном Шаховым. Ему вместе с кочегаром Завгородним удалось благополучно покинуть тонущий брандер и, уцепившись за перевернутую шлюпку, продержаться до подхода помощи.

Так же благосклонна судьба была и к Лобанову. Из трех человек экипажа геройского брандера никто не был ранен, что было расценено всеми как огромная удача. Однако благосклонность госпожи удачи не коснулась экипажа брандера лейтенанта Колокольникова. Все моряки погибли в огненном взрыве вместе со своим командиром.

Радость победы смешалась с горечью утрат. Впереди моряков ждала высадка десанта, ничуть не менее сложное и опасное предприятие, чем уничтожение крепостей Босфора. Появись в этот момент любой английский или французский корабль, и вновь успех всей операции повиснет на волоске. Но, видимо, судьба была добра к русским морякам, и высадка на берег прошла благополучно. К концу дня с кораблей сошла основная часть десанта, однако полностью свои трюмы моряки смогли очистить лишь к глубокой ночи. Всего на вражеский берег было высажено около четырех с половиной тысяч пехотинцев под общим командованием генерал-майора Муравьева.

Только когда последний пехотинец покинул корабли эскадры, адмирал Нахимов стал подводить итоги всей операции, а они были не столь радостными. Погибли два парохода, выбыли из строя три брандера, почти каждый корабль эскадры имел различные повреждения.

Особенно плохо обстояли дела на «Ростиславе» и «Владимире». Оба корабля были основательно побиты вражескими ядрами. Но если повреждения «Владимира» могли быть устранены, то на «Ростиславе» открылась течь, которую своими силами моряки ликвидировать никак не могли.

Правильным решением была бы отправка парусника в Севастополь под конвоем другого корабля. Раньше черноморцы в подобных случаях так и поступали, но в нынешних условиях Нахимов не мог позволить себе подобного шага. Отправлять же корабль в одиночку да еще в порт, находящийся в осаде, означало верную гибель «Ростислава».

Адмирал молча выслушал рапорты капитанов, а затем сказал:

– Как ни тяжело мне принимать это решение, но я вынужден отдать приказ о затоплении «Ростислава».