Восход Звезды - Кэтрин Ласки Страница 9

Они стояли на холодном ветру. На западе громоздились тяжелые серые тучи. Эстрелла видела, как Бобтейл морщится и поджимает губы. Кое-кто говорил, что вороной жеребец видит погоду, но лучше было бы сказать, что он ее чуял. Широко раздувались большие ноздри Бобтейла; вообще вся темная морда коня была крупнее, чем у любой другой лошади табуна.

Эстрелла с тревогой посмотрела на жеребца. Бобтейл что-то учуял, и это заставило его злобно прижать уши. Она отчаянно надеялась, что это не запах разлагающейся плоти – гниющего где-нибудь тела Эсперо.

– Бобтейл, – спросила она, с трудом скрывая свое волнение, – ты случайно не мертвого учуял?

– Нет, – ответил конь, раздувая ноздри и слегка пританцовывая на месте. – Хотя лучше бы он был мертвый.

– Кто?

– По-моему, я чую человека.

Жеребец мрачно покосился на Эстреллу. Она понимала, что он хочет сказать: надо было раньше прекращать эти бесполезные поиски.

Услышав о человеке, табун забеспокоился. Лошади вскидывали головы, прижимали уши и топорщили гривы.

– Значит, пора уходить! – сказал Селесто.

Молодой жеребчик не мог скрыть страха – это он вспомнил о том, как вреза́лись ему в ноги веревки испанцев и как лассо ползло по шее, словно ядовитая змея.

Его ровесник и друг по имени Вердад подпрыгивал на месте, едва сдерживая желание тут же умчаться прочь.

– Однажды эти мерзкие испанцы меня уже поймали. Больше ни за что! Ты не знаешь, каково это, Эстрелла.

– Знаю. Они пытались укротить меня в Городе Богов.

Молодая кобылка помнила, как люди стянули ей морду уздечкой и спутали передние ноги с задними. Она передернулась от воспоминаний о чувстве боли и внезапной потери равновесия.

– Это совершенно не то же самое! – огрызнулся Вердад. – Хватит уже искать! Ты что, хочешь, чтобы нас всех поубивали? Тогда ты не вожак. Ты просто мелочь недоросшая, девчонка.

– И ты считаешь, что по этой причине я не могу вести табун? – Эстрелла вся дрожала, с трудом сдерживаясь, чтобы не налететь на него и не показать, кто тут мелочь.

Все притихли. Наконец заговорил Грулло:

– Эстрелла, твои виде́ния вели табун к сочной траве, но теперь она зовет всех нас. Мы пообещали задержаться еще на один день. Этот день закончится, когда сядет солнце. – И жеребец повесил голову почти к копытам, как будто эти слова стоили ему больших усилий.

Прилив гнева, поднимавшийся внутри Эстреллы, начал спадать. Сейчас не время злиться; пора прислушаться к мудрости лугов. Маленькой кобылке неожиданно стало окончательно ясно, что́ нужно делать.

Грулло прав. Дело не только в поиске сочной травы и набивании животов. Бобтейл учуял людей! Людей с седлами, мундштуками и уздечками, тех, кто может только насмехаться над мечтами лошадей о свободе и дикой жизни. Эстрелла прекрасно знала, как жестоки люди, и именно это заставляло ее все время идти вперед, несмотря на потерю матери, а теперь и дорогого друга. Их связывали, мучили, били, выбросили в кишащий акулами океан, обманом завели в горящий каньон. У них просто не осталось другого выхода, кроме как идти дальше.

Пора снова повести табун за собой.

– Вперед! – внезапно сказала она, изгоняя из головы остальные мысли. Лошади посмотрели на нее в замешательстве. – Нам пора идти! Вперед! На север!

* * *

Трудно объяснить, как могут общаться между собой двое таких непохожих существ, как лошадь и человек. Это, должно быть, так же сложно понять, как невозможно представить себе цветок, чудом распустившийся в снегах, или осознать, как летит по ночному небу звезда, или объяснить те странные видения, которые создает свет, проходя через нагретый воздух. Хотя Тихо не пользовался уздечкой и произносил слова, которые Эсперо никогда не слышал, они каким-то образом понимали друг друга практически во всем.

Обоих это бесконечно удивляло. Казалось настоящим чудом то, что они общались почти без слов, с помощью прикосновений, жестов и тихих звуков – звуков, которые были сродни музыке ветра, проносящегося по каньону или играющего листвой деревьев.