Поднять Атлантиду - Томас Гриниас Страница 9

— Да, ваше святейшество.

— Кстати, мы должны поблагодарить вас за латинские неологизмы таких понятий, как «дискотека» и «девушка с обложки»: taberna discothecaria и exterioris paginae puella.

— Или pilamalleus super glaciem.

Папа на мгновение задумался.

— Хоккей на льду?

— Превосходно, ваше святейшество.

Понтифик невольно улыбнулся, затем поспешил вернуть себе серьезность.

— А как вы назовете мужчину вроде доктора Йитса?

— Sordidissimus hominis, — не моргнув глазом предложила Серена. — Подлейший человек.

Папа грустно покачал головой:

— Правильно ли я понимаю, что вы из-за него поставили крест на своем лингвистическом даре, покинули лоно Церкви и стали Матерью-Землей?

— Конрад никак не связан с моим решением заняться спасением экологии, — возразила она, вложив в интонацию больше защитных ноток, чем хотелось.

Понтифик секунду помолчал.

— Однако вы встретились с ним, когда работали с боливийским племенем аймара, совсем незадолго до снятия монашеских обетов. Что вы можете о нем сказать?

Теперь пришла очередь задуматься Серене. Ведь сказать о нем она могла бы столько, что… Впрочем, лучше ограничиться наиболее существенным.

— Он вор. К тому же лжец. И величайший, но самый опасный археолог, которого я когда-либо встречала.

— Опасный?

— В нем нет ни грана уважения к древности, — пояснила она. — Ему кажется, что информация, полученная в результате открытия, гораздо важнее самой находки. Соответственно, в своем неуемном стремлении обнаружить новый, девственный артефакт он зачастую разрушает целостность зоны раскопок — и пусть все будущие поколения катятся к черту.

Папа кивнул:

— Это вполне объясняет, почему Высший археологический совет Египта запретил ему появляться в Луксоре.

— Вообще-то их генеральный директор проиграл Конраду карточную партию, когда они проводили конференцию в лас-вегасском отеле-казино «Луксор», — сказала Серена. — Ходят слухи, что он расплатился с ним золотой статуэткой эпохи XIX династии. Конрад до сих пор пытается сбыть ее на черном рынке. Он нуждается в средствах, нуждается очень сильно, чтобы продолжать свои исследования. Кстати, если интересно, то фигурка могла бы стать неплохим приобретением для вашей коллекции.

Понтифик нахмурился, демонстрируя неприятие подобного юмора.

— А как насчет Боливии? Там тоже была какая-то статуэтка? Ведь доктора Йитса выслали из страны едва ли не через год после вашей встречи?

Серена пожала плечами:

— Достаточно будет сказать, что дочку некоего генералиссимуса он нашел более интересной, чем все местные руины.

— Не слышу ли я нотки ревности?

Девушка рассмеялась:

— У такого махинатора, как Конрад, женщины всегда под рукой. Что же касается древних сокровищ, то они принадлежат всем нам.

— Картина проясняется… А позвольте спросить, сестра Сергетти, что же вы нашли в нем?

— На редкость честную и искреннюю душу.

— Вы только что заявляли, что он лжец.

— Это часть его непосредственности… Но почему мы обсуждаем Конрада?

— Всего лишь из-за его влияния на вас, — ответил папа, хотя Серена подозревала, что причина кроется много глубже.

— Ваше святейшество, позвольте узнать, при чем здесь я? В конце концов, я давно уже не монахиня, не работаю лингвистом на Ватикан, да и вообще никак не связана с официальными делами Церкви.

— Вы, Серена, формально можете быть как монахиней, так и светским специалистом, но навсегда останетесь с Церковью, а она — наша Церковь — навсегда останется частью вас. Хотите вы того или нет. Прямо сейчас наш главный интерес заключается в желании понять, откуда у племени аймара столь замечательный язык. Он настолько чист, что некоторые из ваших коллег утверждают, будто он не развивался подобно всем прочим языкам, а изначально строился на какой-то иной основе.

Она согласно кивнула:

— Интеллектуальное достижение, которого вряд ли можно ожидать от простых скотоводов.

— Именно, — одобрил понтифик. — А скажите мне, сестра Сергетти, откуда вообще взялись аймара?

— В самых ранних легендах этого племени упоминаются довольно странные события на озере Титикака, имевшие место после Всемирного потопа, — объяснила она. — Некие пришельцы прямо на воде пытались возвести город, именуемый…

— Тиахуанако, — докончил за нее папа. — С грандиозным Храмом Солнца.

— Ваше святейшество прекрасно осведомлены, — уважительно заметила Серена. — Говорят, что покинутый город когда-то населяли выходцы с Ацтлана, исчезнувшего островного рая ацтеков.

— Утраченный остров-рай? Любопытно.

— Типичный допотопный миф, ваше святейшество. Многие легенды повествуют о райском острове и упоминают некое великое наводнение. Ну и, разумеется, все наслышаны про Атлантиду греческого философа Платона. Кроме того, гайды и шумеры тоже разделяют аналогичную идею о своем происхождении.

Папа покивал головой:

— Хотя трудно вообразить еще одну пару столь разных культур, как шумеры, обитатели безводных пустынь Ирака, и гайды, прибрежные жители тихоокеанского северо-запада Америки.

— Общность мифов все же не является доказательством реальности упоминаемых событий, — сухо возразила она, уступая своей академической жилке. — Окаменелости или, скажем, геология действительно могут сказать нам, где имело место наводнение, оледенение и так далее. Однако вопрос о существовании Ноя, строителя ковчега, или о его расовой принадлежности — был ли он азиатом, африканцем или индоевропейцем — носит чисто умозрительный характер. И уж конечно, не имеется никаких доказательств существования райского острова.

— Какой же вы делаете вывод?

— Я всегда считала их свидетельством общности человеческого интеллекта.

— Другими словами, для вас текст «Бытия» — всего лишь метафора?

Серена совсем забыла про склонность понтифика вечно возвращаться к вопросу веры. Она медленно кивнула:

— Пожалуй, да.

— Вы как-то неуверенно говорите.

— Ладно. Да, это всего лишь метафора.

Ну вот, сказала и сказала. Сам виноват.

— А Церковь? Просто хорошая идея, но с плохим концом?

— Как и все общественные институты, земная Церковь продажна, — заявила Серена. — С другой стороны, она дала нам благотворительные больницы, сиротские приюты, да и саму надежду на будущее человечества. Без нее мы бы погрузились в пучину безнравственности.

— Рад это слышать.

В глазах понтифика светилась нежность, однако, пока он произносил следующую фразу, в его голосе скользнули странные нотки. Словно он сам удивлялся, что из всех людей на Земле именно ему приходится это говорить.