Воины тьмы - Мария Симонова Страница 9

Штормовая погода не на шутку затянулась. Когда через двадцать два часа Крейзел прислал за мной, чтобы я сменил его у «штурвала», меня хватило только на то, чтобы поднести к глазам часы и отметить продолжительность местных «суток». Но как только — еще часа через четыре — ко мне вернулась способность передвигаться, я сразу покинул свои апартаменты и узнал, что единственным из нас, кого не укачала космическая гонка, оказался орел. Он-то и принял первую вахту у Крейзела. Через пять часов Кдипсрисп запросил смены, и на дежурство отправился Друлр. Через десять часов его сменил Ли. Когда пришла моя очередь, я продержался восемь часов, и после этого у меня еще хватило сил на то, чтобы посидеть вместе со всеми за завтраком в большом зале.

Так начались наши первые матросские будни. Но, к сожалению, не последние. Сутки проходили за сутками — скоро я бросил их считать, — а проклятое «корыто» инспектора Волбата по-прежнему продолжало болтаться у нас на траверсе. Поначалу я не воспринял всерьез едкое замечание Крейзела о настырности инспектора, но теперь нам приходилось убеждаться в ней каждый день на практике.

Постоянная качка и шум моря в ушах стали постепенно чем-то вроде нашей нормальной рабочей атмосферы. А большой зал заменил кают-компанию. Почти все время между дежурствами мы сидели там, разговаривали, курили и потягивали вино — если не спали в своих «каютах». Как-то раз мы с Дру сделали попытку воспользоваться предложением лорда и осмотреть замок, хотя я подозревал, что ничего, кроме средневекового антуража, нам здесь не покажут. Сфит взялся нас сопровождать, и мы даже прошли одну галерею. Но на первой же лестнице приняли решение отложить экскурсию до окончания сезона штормов: трудно сосредоточиться на достопримечательностях, когда тебя то и дело под шорох волн швыряет от стены к стене.

Наш капитан Крейзел день ото дня все более мрачнел и почти перестал с нами разговаривать. Все мои попытки как-то его расшевелить и вывести на актуальные темы наталкивались на замкнутую изнутри чугунную броню и оканчивались ничем.

Ребят тоже было нелегко разговорить, но, сидя с ними долгими вечерами у камина за кубком вина, я постепенно начал лучше понимать каждого из них, да и себя тоже. Почти не расспрашивая, я многое узнал от них о жизни в их мирах и о них самих. Здесь у нас не было дней — только вечера. Потому что «за бортом» от начала времен стояла бесконечная космическая ночь.

Очень скоро выяснилось, что я был единственным из похищенных карликом, кто даже не был знаком с женщиной, замурованной в его кристалле. Всем остальным сувениры Крейзела жгли грудь. Как-то я задал нейтральный вопрос о камне Друлру. Насколько я помнил из биологии, муравьи — по крайней мере земные муравьи — вроде бы существа бесполые. Народ Дру оказался более везучим — Дру действительно был мужчиной. Однако у них на планете процветал матриархат, и муравей поведал мне, что в его камне томится мать его клана. Но, насколько я понял, ему-то она была вовсе не матерью. У Клипса на родной планете остались дети. Он не уточнял — сколько, а говорил просто «дети». Я невольно представлял при этом орлиное гнездо на вершине скалы с копошащимися в нем птенцами. А у Ли в алмазе спала его невеста, и он называл свой камень не иначе как «домик для моей малышки». На «едином» это звучало очень коротко и в рифму; оказывается Ли, самый могучий из нас, мини-динозавр и ходячая груда мускулатуры, носил под своей броней из мышц горячее романтическое сердце. Когда я спросил у него — правда ли, что он может общаться со «своей малышкой», Ли признался мне, что действительно чувствует ее поле, а насчет ответного сигнала он тогда соврал, просто чтобы вывести Крейзела на чистую воду. Но, заглянув однажды к ящеру в комнату, я застал его разговаривающим с подружкой. Впрочем, все мы разговаривали с ними. Падая без сил на свою постель после дежурства, я спрашивал: «Устала, девочка?» Просыпаясь, я доставал из-под подушки кристалл и говорил ей: «Привет, Спящая Красавица! Пора вставать!» Я глядел на ее длинные ресницы, мне казалось, что они вздрагивают, и я спрашивал: «Как тебя зовут, принцесса?» И еще — я не мог понять, как же оказался таким тормозом, что не заметил ее сразу тогда, на танцплощадке. И говорил ей: «Извини меня. Я болван».

«Львиная морда» Волбата вцепилась в Глычем мертвой хваткой. Раз за разом инспектор доказывал нам, что по праву заштампован таким зубастым знаком качества. Нечего было и удивляться мрачному расположению духа нашего капитана — космическая гонка не могла продолжаться до бесконечности. Он должен был принять какое-то решение.

И он его принял.

Крейзел остановил Глычем Эд.

Мы, как всегда, находились в кают-компании — все, кроме Ратргрова: тот отсыпался у себя после дежурства, — когда шум прибоя, ставший для нас уже привычным жизненным фоном, внезапно стих. И вместе с тем сразу же прекратилась качка. Всех нас тут же посетила одна и та же бодрящая мысль — мы наконец оторвались от Волбата.

Но, к сожалению, мы ошибались. И поняли это, когда, разбудив по дороге Ратргрова, ввалились все вместе в широкие двери «капитанской рубки», то бишь — зала управления, где каждый из нас провел долгие часы, гоняя Глычем Эд по мировому пространству в попытке избавиться от самого настырного из слуг закона.

Лорд Крейзел сидел за пультом, голова его была низко опущена. К моему великому разочарованию, картина, раскинувшаяся перед ним на экране, была до боли нам знакомой. Только не дрожащей и не прыгающей поминутно, какой все мы привыкли видеть ее во время наших вахт. Будто дождавшись своего часа, она внушительно и спокойно показывала нам победителя космической регаты. Очень внушительно. И угрожающе спокойно.

Все пять кресел по-прежнему стояли по обе стороны от пульта, и мы, не сговариваясь, молча в них расселись.

Для Крейзела наш приход, судя по всему, не явился неожиданностью. Он нервно побарабанил пальцами по подлокотникам, потом решительно стукнул по ним кулаками и заговорил, причем — как ни в чем не бывало, в обычной для него язвительной манере.

— Ну, ребятки, и как вам эта картинка?.. — Крейзел сделал широкий жест в сторону экрана. — Нравится?.. Не правда ли — так лучше, чем было? И главное — никакой качки! А какая тишина!.. Заслушаешься!

Он замолчал и откинулся на спинку кресла, давая нам возможность послушать и оценить всю прелесть сразу воцарившейся в зале оглушающе мертвой тишины. Которую, впрочем, тут же нарушил внезапно напавший на меня дьявольски надсадный — не иначе как туберкулезный — кашель.

Прокашлявшись, я поудобнее устроился в кресле и воззрился на лорда Нож с видом самого искреннего внимания.

Осчастливив меня злобным взглядом, Крейзел продолжил:

— Я давно изучил все повадки и приемы инспектора Волбата. И, признаться, не ожидал от него подобной прыти. Он оказался намного талантливее, чем я о нем думал. И теперь, конечно, воображает, что загнал меня…

Крейзел вдруг подался вперед, вперившись взглядом в обтекаемый корпус корабля-победителя, и устрашающе ощерился.