Дети погибели - Сергей Арбенин Страница 9

ПЕТЕРБУРГ.

9 января 1879 года.

Из крепости Леона Мирского везли в закрытой карете. Поняв, что поглазеть на уличную толчею не удастся, Мирский прикрыл глаза и откинулся на сиденье. Жандармский офицер (в знаках различия Мирский, к стыду своему, разбирался слабо) сидел рядом, – строгий, подтянутый, очень красивый в своей голубой шинели. Куда везут? Два рядовых жандарма, сидевшие напротив, глядели прямо перед собой истуканами. Офицер загадочно молчал. Обещали выпустить. А ну как увезут подальше, за Охту, – да и расстреляют?..

Мирский улыбнулся этой шальной мысли, которая, однако, его вскоре начала беспокоить. Расстрелять – не расстреляют, но, может быть, у ЭТИХ изменились планы?

Мирский слегка поёрзал, вслушиваясь. Он пытался определить, в каком направлении движется карета. И не смог. Пока не услышал звонка конки и зычные разноголосые крики: «А вот баранки валдайские! А вот шинель почти новая!» Значит, не на Гороховую. А куда же?..

Карета вскоре свернула, крики затихли.

«Так, – подумал Мирский. – Тут как раз дорога к Цепному мосту».

И опять усмехнулся: наверное, сейчас-то и начнется главное: разговор об условии. Ведь Мирского освобождали «с условием»! Неужто агентом назначат? И жалованье дадут. Тридцать рублей в год, плюс за каждую голову нигилиста – по червонцу. Или заставят доносы безграмотных филёров переписывать?..

Мирский не успел додумать эту интересную мысль. Обостренным слухом уловил: карета простучала по мосту. Ну, значит, приехали? Мирский завозился и хотел вопросительно посмотреть на офицера, но не успел. Вместо того чтобы притормозить, кучер погнал дальше. Ещё полчаса стремительной езды, несколько поворотов, и карета, прогромыхав по булыжнику, остановилась. Офицер открыл дверцу, выскочил первым. Глаза резануло белым: карета проехала под аркой и оказалась в обычном петербургском дворике. Квадрат хмурого неба вверху, карнизы с белыми полосками снега, бесконечно высокие глухие стены, – штукатурка местами облупилась. И весь двор засыпан свежим снегом. Снег был рыхлым, – он ещё падал крупными хлопьями.

Мирский спрыгнул в снег, похожий на вату. И в недоумении стал озираться.

Офицер между тем шагнул к двери чёрного хода, открыл её ключом и сказал:

– Пожалуйте сюда.

Мирский поправил очки, шапку. Вошел в двери и стал подниматься по узкой лестнице. На площадке офицер его догнал.

– Позвольте, – предупредительно сказал он, открывая еще одну дверь.

В полутьме Мирский разглядел узкий проход с лежанкой: проход был перегорожен обыкновенной ситцевой занавеской. За занавеской слабо сияло белое окно.

– Прошу, – жандарм действовал как заведённый, снова слегка подтолкнул Мирского.

Мирский шагнул за занавеску и оказался в неуютной, плохо меблированной комнате. У самого окна, за большим тумбовым письменным столом сидел какой-то немолодой человек. Лицо его трудно было разглядеть, – мешал контровой свет из окна.

– Что ж, господин Мирский, прошу садиться.

Сидевший у окна кивнул жандарму; тот сразу же удалился: негромко скрипнула дверь.

– Ну, поговорим об условии?

– О каком условии? – озираясь, машинально спросил Мирский.

– Да о том самом, голубчик. Или вы полагаете, вас за ясный взор и красивые кудри освободить решили? – мягко и прочувствованно проговорил незнакомец. – Что-то вы расстроились, я вижу. Даже вот стула никак найти не можете…

Мирский тут же обнаружил возле себя стул и, вспыхнув, сел.

Он видел тёмный силуэт человека в штатском, кажется, лысоватого, с великолепными бакенбардами. Окно затянуто льдом, и света совсем мало. Голос… Да, этот голос Мирский уже слышал. Там, в крепости. Только тогда голос был жёстким, командирским.

– Завтра вы выходите на свободу, – сказал незнакомец. – Что вы сделаете прежде всего? Видимо, пойдёте к старым знакомым.

– Это к кому же? – с некоторым вызовом спросил Мирский.

– Да к вашим революционным социалистам-подпольщикам. К господину Михайлову, например, или господину Тихомирову… Они тут, все тут, в Петербурге, не беспокойтесь.

Мирский молчал. Он чувствовал растерянность, и еще – тоску, и предчувствие чего-то плохого. Как тогда, на юге, перед арестом…

Незнакомец медленно положил на стол револьвер. Мирский едва со стула не свалился от неожиданности. В голове мелькнуло: уж не сон ли это? Пригляделся. Револьвер хороший, «смит-вессон». Такие сейчас в «Центральном депо оружия», что на Невском, продают.

– Что это? – выдавил, наконец, Мирский, не выдержав затянувшейся паузы.

– Револьвер, как видите, – тихо проговорил незнакомец. В темноте не видно было – улыбается ли он, шутит ли?